Об «Анонимных Алкоголиках» и сотрудничестве с «внешними»
Интервью игумену Ионе (Займовскому) для его книги «Сладкий плод горького древа», ноябрь 2006
Вопрос: Что Вы можете сказать о реабилитационной программе «12 шагов», которая вызывает ожесточённое отторжение некоторой части православной общественности?
Ответ: Собственно, я не буду распространяться о самой двенадцатишаговой программе «Анонимных Алкоголиков» и параллельных сообществ. Мне хочется сказать о тех проблемах, которые высветились в церковной среде благодаря соприкосновению с АА. Вот главный вопрос – какие мы, православные? Что для нас наша вера, наша Церковь? И вот что видно: мы всего боимся. Дал нам Бог духа не боязни, но силы и любви и целомудрия (2 Тим. 1, 7); ничего этого нет в нашей жизни.
Мы боимся того, что люди на собраниях АА берутся за руки. Другими словами, мы боимся элементарного проявления человеческой солидарности. Это – плод нашего православного христианства? Мы боимся «недогматических молитв»; что же, давайте во всех случаях жизни читать только «Символ веры», и ни в коем случае не обращаться к Богу с различными нуждами своими словами. Этому учит нас Православие? Мы ёжимся от того, что люди, ещё не нашедшие Христа, но уже обращающиеся к Богу и ищущие Его помощи и поддержки, называют Его «Высшей Силой». А что, Бог – не Высшая разве Сила? Если бы Его назвали, ну скажем, «низшим бессилием» – то да, тогда бы мы справедливо возмутились бы. А когда называется одно из имён Бога, и мы начинаем шуметь, что это плохо, опасно и проч., значит Православие для нас – это не дух любви, силы и целомудрия, но всего лишь лексика. Не соответствуешь лексике – значит, не православный, так получается. Итак, христианство – это лексика. Вот что для нас наша вера и наша Церковь: не любовь Христова, не сама жизнь, а внешние десятистепенные вещи. В Евангелии такое состояние души называется фарисейством, и объявляется Господом хулою на Духа Святого, грехом, который не простится ни в сем веке, ни в будущем (Лк. 12, 10).
Вопрос: Противники АА говорят, что на собраниях мы бываем вынуждены молиться с инославными или нехристианами, что запрещено канонами Церкви.
Ответ: Что же, будем блюсти «чистоту риз»? Ведь не для экуменических молитв, и вообще вовсе не с религиозной целью собираются люди в АА, а для того, чтобы получить от Бога исцеление. Уместны ли здесь теологические споры, когда группы открыты для всех людей, и верующих, и неверующих, и инославных, и иноверных? Не соответствует ли сопротивление многих православных АА евангельской притче о милосердном самарянине (Лк. 30-37), причём здесь мы выступаем последователями приточных священника и левита, а вовсе не Самарянина-Христа…
Вопрос: Ещё один аргумент: «АА» – западная вещь, нам не подходит, у нас свои методы борьбы с алкоголизмом.
Ответ: Прекрасно. Пусть будет разнообразие опыта. Но – где они, эти методы? Где плоды нашей деятельности, которую мы могли бы противопоставить опыту АА? В том-то и дело, что реальных плодов, сколько-нибудь массовых, нет (не воспринимать же всерьёз фантастические утверждения иеромонаха Анатолия (Берестова) о 80% успешно реабилитируемых в его душепопечительском центре на Крутицком Подворье… Если бы это было так, то о. Анатолий давно уже был прописан в Книге рекордов Гиннеса, ибо в наркологии цифра выше 30% считается абсолютно нереальной). Отдельные случаи – не показатель. Если бы у нас была успешная система реабилитации, которую можно было противопоставить АА – тогда наши речи имели бы вес. А так ничего своего не имеем, а только злобствуем; спрашивается, как к нам будут относиться внешние? И – возвращаясь к началу – какая цена нашему Православию на деле, а не на словах, на которые мы все горазды?
Вопрос: Противники АА утверждают, что у нас есть дореволюционный опыт обществ трезвости, а АА пришли с запада, следовательно, они плохи.
Ответ: Ну тогда давайте будем последовательными. Разрушим все наши храмы, выстроенные в классицистском стиле (а заодно уж и город Санкт-Петербург), замажем всю академическую храмовую живопись, выбросим всё партесное пение, перестанем пить чай и кофе и есть картошку и помидоры (с Запада пришли), пересядем на «Жигули», выкрутим и побьём все лампочки (Эдисон изобрёл) и проч., и проч., и проч. Опять же – вот оно, наше православие? Не смех ли сквозь слёзы? А кстати. Откройте словарь Брокгауза и Эфрона, и почитайте о братствах трезвости в России. Зародились-то они в Америке (да-да! вот насмешка истории!) в конце XVIII века, и только десятилетия спустя появились в России…
Вопрос: Каким может быть церковное отношение к «АА», а также к другим новым или западным вещам, касающимся реабилитационной, социальной (напр., ювенальная юстиция) и прочих сфер деятельности?
Ответ: Как известно, у Церкви есть два подхода. Первый называется «акривией» – это строгое, буквальное соблюдение канонов. Второй – «икономией», то есть снисходительным, пастырским отношением к жизни. Исторически Церковь всегда в 99 % случаев использовала икономический подход, и крайне редко, в случаях особой и крайней необходимости, руководствовалась акривией. Перед нами – не просто абстрактная проблема, а горе, несчастье, болезнь, поломанные жизни алкоголиков и членов их семей, по большей части нецерковных, порой неверующих. Появляется метод, реально помогающий. Как должна действовать Церковь? Разумеется, церковно, руководствуясь словами апостола Павла: всё испытывайте, хорошего держитесь (1 Фесс. 5, 21), и исходя из крайнего пастырского снисхождения. Не нужно придавать догматического значения «Высшей Силе» и тому, что люди берутся за руки. Не нужно придумывать, что собрания «подменяют» Таинство Исповеди, а нужно просто потерпеть немощь и несовершенство пришедших на собрание больных людей (именно об этом, кстати, говорил и Патриарх: «Традиции внешнего порядка, сформировавшиеся в подобных сообществах, не имеют принципиального значения. Если люди, нуждающиеся в исцелении от страшной язвы, обращаются душой к Богу, то неразумно закрывать перед ними двери Церкви только потому, что они держатся за руки, стоя на молитве. Несомненно, высоты богословия могут быть поначалу недоступны им…»). И практика показывает правильность этого подхода: очень многие воцерковляются и становятся православными христианами… А акривией тут ничего не добьёшься, тем более что в основе её в данном случае лежит не разумное блюдение интересов Церкви, а совершенно детские аргументы «не наше – значит, плохое», порождающие злобу и мракобесие в церковной упаковке.
Вопрос: Нередко можно слышать претензии в адрес государственных и общественных деятелей, использующих в своей практике неодобряемые Церковью методы социальной работы, и голоса о недопустимости сотрудничества с ними Церкви. Что Вы можете сказать по этому поводу?
Ответ: Во-первых, нужно совершенно отчётливо понимать, что мы не можем предъявлять церковные претензии нецерковным людям. Представьте, что мы пришли в английский парламент, взобрались на трибуну и выступили с горячей, и может быть, совершенно правильной речью… на русском языке. Уместны ли будут наши обиды и претензии к британским парламентариям, что они нас не поняли и вдобавок ещё выражали своё недовольство? Не должны ли были мы обратиться к англичанам на английском языке, или хотя бы воспользоваться услугами переводчика? Так и тут. Люди исходят из того, что кажется им добрым, нужным и полезным стране и людям. Априори считать, что в их деятельности они должны исходить исключительно из церковных позиций, и укорять их в том, что они из неё не исходят – ошибочно и нереалистично.
Во-вторых, мы должны быть компетентны, и если мы вмешиваемся в спор наркологов, скажем, о допустимости или недопустимости для лечения наркомании малых доз лёгких наркотиков, то мы должны быть вооружены специфическими профессиональными знаниями, а не кричать «с кондачка» идеологические лозунги. Кроме того, должна быть выработана чёткая и ясная позиция Церкви по тому или иному обсуждаемому вопросу, – Церкви, а не того, что о. Анатолий (Берестов) сказал одно, а церковная газета – другое, а православная радиостанция – третье, а какой-нибудь сайт – четвёртое.
В-третьих, пусть даже мы убедились, что те или иные взгляды названных государственных и общественных деятелей на самом деле противоречат церковному учению. Как быть? Истерически анафематствовать? А будет ли от этого польза делу? Ведь за нами, кроме слов, как я уже сказал, по большей части, увы, ничего не стоит; а реальная возможность социальной работы – хотим ли мы этого или не хотим – в руках чиновников. Нужно именно сотрудничать, и использовать для этого любую возможность. Если сотрудничество с нашей стороны совершается в духе Евангелия и Церкви, а не с позиции превозношения, назойливого учительства и «предъявления претензий», то постепенно, со временем, истинный дух Христов, действующий через нас, приводит людей к пониманию позиции Церкви и к корректировке, а то и к изменению взглядов о добре и зле в христианскую сторону. И это – единственный возможный для нас путь. Но – тут уже всё упирается в нас, а не в «плохих», «глобалистских», «продавшихся Западу» и проч. чиновников. Сможем мы явить Церковь как деятельную любовь Христову – изменятся и чиновники, и обстановка в стране. Не сможем, будем продолжать бессмысленный обличительный шум – ничего не добьёмся, только окончательно дискредитируем Церковь в глазах внешних. Уже и так нас, православных, многие воспринимают по меньшей мере как неадекватных, зашоренных, всего боящихся и нередко непорядочных людей. Переломить такое восприятие – наша задача, и начинается она с того, что обличения, направленные на внешних, мы покаянно обратим на самих себя. Тогда перед нами откроется немалое поле для работы над нашими, а не чьими-то, ошибками.
