Субкультура вместо Церкви
Интервью газете «НГ-Религии», апрель 2010
Одна из Ваших книг называется «Проблемы воцерковления». В настоящее время в Русской Церкви именно миссия и массовое воцерковление определены в качестве приоритетных задач для церковной деятельности. Какие именно проблемы в этой области, на Ваш взгляд, есть сегодня?
Действительно, сегодня Церковь, осознавая свою ответственность за крещённых ею людей, за тех наших сограждан, которые определяют себя как православных, поставила перед собою важную задачу – воцерковить их, чтобы вера их стала сознательной и твёрдой, а жизнь – христианской. Но, как и в процессе любой работы, так и здесь – нужно определиться: а что мы хотим получить, так сказать, «на выходе»? Воцерковлённый православный христианин – это кто?
В расхожем понимании – это человек, который «ходит в церковь»: соблюдает посты, читает церковную (и околоцерковную) литературу, имеет духовника и во всём его слушается; употребляет специфическую лексику, определённым образом одевается и обставляет своё жилище, совершает паломнические поездки и т. д. Кроме того, в общественном сознании уже прочно укоренилось мнение, что «воцерковлённые люди» непременно должны разделять антизападнические, монархические и тому подобные общественно-политические воззрения.
Проблема здесь мне видится вот в чём: под «церковностью», к которой мы хотим приобщить людей, часто понимается вот это самое расхожее её понимание, о котором я только что сказал – а это есть не что иное, как субкультура. Но тогда это не воцерковление, а подмена: возрастание и воспитание православного христианина подменяется не вхождением его во вселенское Православие, а встраиванием его именно вот в эту, достаточно узкую, субкультуру, к подлинному православному христианству имеющую порой весьма слабое отношение. Кроме того, эта субкультура может легко включать в себя такие интенции, которые способны подменить саму суть христианской религиозности и заменить её вполне секуляристской по существу идеологией. Подлинное же воцерковление – это становление православного христианина прежде всего как личности, и личности со вполне определёнными свойствами: нравственной целостностью, свободой, ответственностью, зрелостью, самостоятельностью, а прежде всего – и опытом христианской духовной благодатной жизни, дающим христианину мудрость, умение отличать добро от зла, мужество, бесстрашие и другие нравственно-духовные качества.
И здесь мы сталкиваемся с такой задачей, навыков решения которой у нашей Церкви, в силу трагической её истории XX века, пока не наработано. Нет у нас опыта ни воспитания в личностях наших прихожан вышеназванных качеств, ни созидания церковных общин, в которых, собственно, и должно совершаться нравственное и духовное становление человека как православного христианина, его подлинное воцерковление.
А что нужно делать, чтобы созидались общины?
Здесь целый комплекс проблем. Во-первых, нужно начинать с того, чтобы осознать, что общинность не равна субкультурности, о чём я сказал выше. Православие – это вселенская Церковь, а не субкультура; и её «вселенскость» должна проявляться, на мой взгляд, в том числе и в допущении (в нравственных евангельских и церковных рамках, разумеется) множества форм, разнообразия стилей жизни. Нельзя создавать общины «под одну гребёнку», по разнарядке, иначе община неизбежно сведётся к субкультурному явлению, в котором люди будут идентифицировать себя как православных христиан не потому, что они живут во Христе, любят Бога и ближнего, исполняют заповеди Божии и имеют подлинный православный опыт духовной жизни в молитве и Таинствах, а потому, что они одинаково говорят, одинаково одеваются, одинаково исполняют внешнедисциплинарные церковные указания, одинаково проклинают Запад и проч.
Во-вторых, необходимо учитывать наследие советского времени. Люди получили сильнейшую прививку от какого бы то ни было коллективизма; поэтому церковная общинность не должна быть вот именно «советски-коллективистской». Созидается православная церковная общинность, конечно же, на Евхаристии; но не только. С, так сказать, «человеческой стороны» в основу общинности кладётся личная свобода человека, его самоуважение и уважение к ближним. Именно эти качества и вытравило из русских людей советское время, и опыта воспитания таких качеств нет у нас сегодня в нашей церковной педагогике; приобретать этот опыт – первейшая, на мой взгляд, задача церковной жизни.
Третье немаловажное обстоятельство заключается в следующем. Люди живут не в безвоздушном пространстве, и попадают они в Церковь не с Марса, а из современного российского общества со вполне сложившимся менталитетом. Процесс воцерковления, совершающийся в общине, как я уже сказал, заключается в воспитании христианской личности с такими духовными и нравственными свойствами, какие не только не востребованы нашим обществом, но которые порой прямо противоположны общественному и государственному «мейнстриму». И может оказаться, что подлинное воцерковление очень даже «не устроит» «внешний мир». Получится слишком уж большая разница: «снаружи», вне Церкви – Религия Денег (именно её «исповедуют» большинство россиян сегодня), «внутри» церковных общин – бескорыстие. «Снаружи» – атомизация людей, «закон джунглей», «каждый за себя»; «внутри» – любовь, взаимопомощь, делание добра, поддержка друг друга. «Снаружи» – ложь, обман, коррупция, неуважение к людям, злоба, жестокость, цинизм, стадность; «внутри» – солидарность, правда, честность, порядочность, противостояние лжи, взращивание подлинной «штучной» культуры. «Снаружи» – подавление нравственного достоинства, независимости, самостоятельности личности; «внутри» – воспитание всего этого.
Где же это Вы видели такие общины в нашей реальной церковной жизни?
Конечно, я описал идеальный вариант; но ведь именно к такому нравственному состоянию должна призывать православная миссия и стремиться подлинное воцерковление.
Из Ваших слов получается, что воцерковление обязательно высвечивает антитезу «Царства Христова» и мира сего?
Действительно, если люди будут по-настоящему воцерковляться, если православные церковные общины будут созидаться такими, какими оны должны быть – это немедленно высветит принципиальную разницу между Церковью и миром сим (для нас – в его российском варианте). Общины неизбежно будут некими «анклавами», дух жизни в которых – иной, чем в нынешнем нашем социуме. А немалое количество людей, составляющих общество, видя, что Православие – это вовсе не только купание в проруби на Крещение и не освящение куличей перед Пасхой, а прежде всего совсем другая, непривычная нравственная и духовная жизнь, – могут вовсе и не захотеть этой жизни, потому что она потребует от человека того, что чуждо и непонятно сегодняшнему социуму. Но, мне кажется, жить по Евангелию, несмотря ни на что – это и есть тот подвиг для Церкви и для православных христиан, который уготован нам Богом и историей.
То есть, по-Вашему, неизбежно «размежевание», противопоставление Церкви и общества?
Нет, я думаю, что в настоящей, не субкультурной, а вселенской православной церковности нет места размежеванию и противопоставлению. Церковь непременно обязана заботиться о нравственности народа, в котором Господь поставил её нести своё служение. Но вместе со словом проповеди сама повседневная церковная жизнь должна показывать людям реальный пример иной, нравственной, чистой и благой жизни – и не только на личном уровне, но и в гражданском, и в общественном смысле. К сожалению – ещё раз повторю – в нашей Церкви пока не накоплен опыт действования в этом направлении. Революция 1917 года разрушила полуторатысячелетнюю теснейшую связь Церкви и государства. Начались гонения, и Церковь была лишена какой бы то ни было возможности созидать свою жизнь, осмысливать современность, творчески развиваться. И вот только теперь мы подходим к осознанию того, что историческая парадигма изменилась, время «симфоний» прошло, и что оказывать своё благотворное нравственное и духовное воздействие на общество Церковь может, прежде всего обустраивая свою внутреннюю жизнь и в ней являя пример «иного бытия», которое привлекало бы людей своей чистотой, правдой и красотой. Вот такое воцерковление, собственно, и должно, на мой взгляд, быть целью наших сегодняшних усилий.
