К выходу в свет книги Арндта «Об истинном христианстве»
Интервью агентству «РИА Новости» 25 марта 2016 г. (с исправлениями)
— Отец Пётр, вы готовите к изданию перевод книги Иоганна Арндта «Об истинном христианстве». В чём новизна вашего труда, и издавались ли раньше переводы работ этого автора в России?
— В России, начиная с 1735 года, эта книга переводилась несколько раз. Я взял за основу последний русский перевод 1906 года, поэтому нельзя сказать, что мой перевод совсем новый. Это редакция перевода, правда, значительная — я восстановил все купюры, очень много было заново переведено.
— Ваш труд был продиктован личным интересом или же необходимостью?
— Дело в том, что эта книга занимала очень важное место в русской культуре, в русской церковной жизни на протяжении всего синодального периода. Она постоянно переводилась, переиздавалась — таким образом, мы с издательством просто возрождаем традиции. Ну и лично мне это, конечно, очень интересно.
— Для какой аудитории предназначается эта книга?
—- Эта книга, если можно так сказать, обнимает собой все духовные возрасты. В ней может найти для себя ответ на свои вопросы христианин и новоначальный, и, главное, уже повзрослевший, выросший. А это важно, потому что для новоначальных литературы много, а тем, кто сталкивается с более зрелыми проблемами в своей духовной жизни, зачастую ответы найти очень трудно. Книга Арндта этот пробел восполняет — я думаю, не случайно она была столь популярной. В Европе она выдержала просто неисчислимое количество изданий — она вышла впервые в 1605 году и массовым порядком издавалась в Германии до 1930-х годов, до гитлеровского режима. Она и сейчас переиздаётся. Конечно, времена изменились, но если 400 лет книга постоянно переиздаётся, читается, сам этот факт говорит о том, что в ней что-то есть, что-то людей привлекает. И мне хотелось, чтобы и русский читатель нашел в этой книге какую-то пользу.
— Это богословский трактат или художественное произведение?
— Нет, это не систематическая книга. Я бы вообще назвал «Об истинном христианстве» некоей поэмой о духовной жизни. Арндт пишет не трактат, когда одно вытекает из другого. Книга возникла, так сказать, из определённого контекста. Тогдашнее положение лютеранской церкви описывается в науке как «кризис благочестия» — главный акцент церковной жизни был направлен на чистоту учения, а, собственно, то, ради чего существует всякая церковность — жизнь во Христе — от этого страдала. И Арндт является самым ярким представителем того направления, которое «восстанавливало в правах» в протестантизме живое, традиционное церковное благочестие.
— Но насколько эта книга будет интересна для русского читателя? Ведь духовный опыт западных христианских авторов резко отличается от православного.
— Меня некоторые православные спрашивали: «А зачем нам Арндт, когда у нас есть святые отцы?» Но здесь речь идёт о книге, которая в Российской Империи дозволялась цензурой и рекомендовалась к чтению Министерством народного просвещения. Святитель Тихон Задонский, преподобный Макарий Глухарёв и другие русские святые и подвижники благочестия ценили и любили эту книгу. Ей награждали семинаристов, хорошо окончивших курс. Даже святитель Игнатий (Брянчанинов) ее не ругал — Фому Кемпийского ругал, а Арндта нет. Это о многом говорит.
— Чем же она может быть полезна в духовном плане?
— Арндт большое место уделяет искушениям и разного рода испытаниям, с которыми христианин сталкивается в более или менее взрослом своём состоянии. Проблему этого рода я довольно давно обозначил термином «расцерковление». Ответа на то, что это такое, и как с этим справляться, в нашей православной литературе нет. А Арндт (как и другие раннепротестантские авторы) всё это подробно, с немецкой обстоятельностью расписывает глава за главой – как вести себя человеку, какие места Писания читать, и так далее. Это очень важно и ценно.
— Вы говорите о том, что в нашей литературе нет ничего о «расцерковлении». Но разве не описан подобный опыт у православных богословов? Ведь сейчас издается очень много книг на тему искушений и борьбы с ними.
— К сожалению, у нас не очень развита церковная педагогика: мы имеем опыт начального воцерковления, и вся наша церковная жизнь сводится по большому счёту к тому, что мы этот опыт постоянно тиражируем и воспроизводим. Но Евангелие и исконное устроение Церкви говорит о том, что жизнь человека во Христе — это постоянное возрастание. Сам Господь говорит про закваску, про дерево, которое вырастает из малого зёрнышка. Вот такой пастырской методологии возрастания, то есть тех или иных педагогических вещей для взрослеющих христиан у нас нет — я имею в виду, нет общей методологии. В частном-то порядке люди что-то для себя находят. Вот этот пробел и восполняет Арндт.
— Но в протестантизме пастырский аспект совсем иной, чем у нас — субъективисткий, скажем. Сможет ли Арндт обогатить наш опыт?
— Вообще смысл пастырской педагогики должен заключаться в том, чтобы она могла дать систематизированное обобщение опыта духовной жизни для разных возрастов христиан. Знаете, как в школе — есть методички, по которым учат в первом классе, а есть уже методички для десятого. У нас этих методичек нет. А западное христианство, в том числе ранние протестанты, которыми я занимаюсь, действительно, на мой взгляд, способны этот пробел восполнить — естественно, не при бездумном к ним подходе. У них как раз эти методички есть. В православии, я считаю, достаточно внутренних сил, чтобы творчески всё это переработать, как это было в первые века христианства. Как крестные ходы появились? Православные их заимствовали у ариан. И вообще отцы церкви совершенно не боялись перенимать полезный опыт даже и у язычников, и таким образом воцерковили весь тогдашний мир.
С этой точки зрения мне кажется, что и книга Арндта может быть очень важна — «на вырост», если можно так сказать. Да, читать её тяжело, это, как мы уже говорили, достаточно бессистемная толстая книга, написанная к тому же довольно вязким языком. Но людям, которые сталкиваются с отсутствием педагогики на этом самом «повзрослевшем» уровне своей церковной жизни, она, несомненно, поможет.
— Получается, в православной традиции не сложилось самостоятельной пастырской педагогики? Почему? А как же многочисленные «пособия» для начинающего прихожанина, святоотеческие сборники с советами, как ему «духовно трудиться и возрастать»?
— Ну, вы знаете, трудиться-то можно и зря. Даже Апостол Павел писал, что тот, кто незаконно подвизается, не увенчивается. Можно растратить жизнь на какое-то страшное напряжение, поститься, из церкви не вылезать, а христианином настоящим так и не стать. Вы спрашиваете, почему не сложилось? Это очень сложный вопрос. У меня нет возможности одному на него ответить, здесь нужно соборное мнение, свободное обсуждение всех этих проблем.
— Но у вас же наверняка есть своё объяснение?
— Моё объяснение историческое: мы — страна догоняющего развития, в том числе и в богословии. Только к началу XX века в России начала созревать самостоятельная богословская наука. А насадили её насильственными методами Пётр I с Феофаном Прокоповичем, за что честь им и хвала. В музыке, искусстве, литературе золотой век в России — XIX-й. И всё равно он вторичен по сравнению с XVIII, XVI, XII веками в Европе. Первые университеты там появились с XII века, а у нас – в XVIII-м. Я совсем не хочу сказать, что мы какие-то плохие и убогие, но это просто факт — что мы «догоняющая» страна. Это осознавали и Петр I, и Екатерина II, которые созидали действительно великую страну. Как созидали? Прежде всего добивались, чтобы русские люди смиренно учились. И это очень быстро происходило.
И в этом контексте, я считаю, у нас сильно недооценён, да и не изучен именно XVIII век — то самое «открытое окно», прорубленное Петром I. Это был действительно век интеграции с Европой. И всё то, чем мы гордимся, когда называем Россию великой державой, которой она на самом деле стала в XIX веке — это плоды её европеизации.
Сейчас многие говорят, что в это окно, распахнутое в Европу, хлынуло невесть что. Да, разумеется, как и во всех великих исторических поворотах здесь было и хорошее, и плохое. Но спрашивается, если мы видим и усваиваем только плохое — то где же наш православный иммунитет? Мы же гордимся своей историей, тем, что мы взрослая нация, нам 1200 лет, — а тут окно открыли и нас смыло? Вот это как раз очень детское рассуждение. Если бы не это окно в Европу, то не только не было бы того, чем мы сейчас гордимся как великой державой, со всеми её завоеваниями и с великой культурой, но и самой России, может быть, и не было. Конечно, везде и всегда есть и плюсы и минусы — но куда без них? Вот, скажем, фигура Феофана Прокоповича: человек неприятный, можно к нему лично предъявить много претензий, в том числе и нравственных, но в качестве церковно-государственного деятеля он насадил систему духовного образования, без которой не было ни святителя Феофана, ни святителя Филарета Московского, ни русской церковной науки… так бы и стояли, как Павел Алеппский описывает, по двенадцать часов в церкви и занимались бы обрядовым благочестием. А жизнь бы шла своим чередом: шведы бы пришли с запада с современным вооружением, флот чей-нибудь… ну и так далее.
В Евангелии говорится: по плодам узнаете их. А плоды приобщения к общехристианской западной культуре были таковы, что к началу XX века Россия, оставаясь православной и самостоятельной, становилась великой во многих отношениях страной. Я думаю, если бы она нормально развивалась и дальше тем же путём, это была бы лучшая страна Европы, а может, и всего христианского мира.
— Не опасаетесь критики? Ведь ещё упомянутый вами Игнатий Брянчанинов писал, что видит в трудах западных богословов разницу во взглядах, а в трудах православных отцов Церкви — удивительное единообразие.
— Единообразие — в тюрьме, а в живой жизни его нет. Бог даёт людям разные таланты — одному бизнесом заниматься, другому книжки писать, третьему, скажем, патологоанатомом становиться… Так и в духовной жизни: есть рамки, заданные Евангелием и учением Церкви, и есть живые люди с разным и очень широким восприятием христианства. Я не говорю здесь о догматических расхождениях — это совсем другая сфера. Но любой человек, которому довелось столкнуться с западным христианским миром, если только он изначально не настроен по-фарисейски, не может не свидетельствовать: и там есть люди, живые и разные люди, которые живут духом Христовым. Отрицать это — значит впадать в грех хулы на Духа Святого. А догматическими противоречиями пусть занимаются богословские комиссии, общеправославные соборы и т.п. Это не значит, что нам тут же нужно кинуться в интеркоммунион. Нет, расхождения останутся, и до самых последних времён, конечно, никто ни с кем не соединится. Но пусть хотя бы отношения будут человеческие, христианские. И уж, конечно, опыт, в том числе и пастырский, западного христианства, нуждается в самом внимательном изучении. Даже для того, чтобы его критиковать, нужно сначала его знать. А у нас складывается парадоксальная ситуация: ничего не знаем, но заведомо критикуем и отвергаем. Вот для того, чтобы все имели возможность ознакомиться с лучшими образцами этого опыта, мы и переиздаём впервые после долгого перерыва книгу Арндта «Об истинном христианстве».