Люди знают Великий Пост, но не знают Христа
Интервью болгарскому журналу «Христианство и культура»
Мы находимся в периоде Великого поста. Что происходит, когда мы пост превращаем в идола? Как можно создать иммунитет против такой подмены?
Когда пост превращается в идола, это значит, что мы его неправильно воспринимаем. Чтобы правильно относиться к посту, нужно вернуться к тому, о чём говорил св. Апостол Павел в 14-й главе своего Послания к Римлянам. «Ибо иной уверен, что можно есть всё, а немощный ест овощи. Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его. Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он, или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его. Иной отличает день от дня, а другой судит о всяком дне равно. Всякий поступай по удостоверению своего ума. Кто различает дни, для Господа различает; и кто не различает дней, для Господа не различает. Кто ест, для Господа ест, ибо благодарит Бога; и кто не ест, для Господа не ест, и благодарит Бога. Ибо никто из нас не живет для себя, и никто не умирает для себя; а живём ли – для Господа живём; умираем ли – для Господа умираем: и потому, живём ли или умираем, – всегда Господни» (Рим. 14, 2-8). Пост – индивидуальное аскетическое средство, предпринимаемое человеком, когда в его внутренней жизни «отнимается Жених» (Мк. 2, 19-20). Когда это личное средство переформатировалось и стало общецерковным обязательным делом, то значение поста покривилось, и действительно появилась опасность, что он превращается в идола, а апостольский принцип «вариативности» из жизни Церкви исчезает. Радикально говоря, обязательности поста быть не должно, его надо сделать добровольным, как говорит Апостол: «Всякий поступай по удостоверению своего ума». Но на это никто никогда не пойдёт, в том числе и потому, что дисциплинарный пост сделался главным «маркером», по которому идентифицируют себя православные. Отними от них пост – и по какому признаку они будут определять, что они христиане? По духовным дарам? По внутренней жизни во Христе? Но это очень мало и плохо выявляется в нашей жизни; а пост ясен и зрим. Поэтому, боюсь, ничего тут сделать нельзя.
В начале 90-х годов прошлого века тысячи и тысячи людей и в России, и в Болгарии в первый раз перешли церковный порог. Многие из них воцерковились, наблюдалась большая динамика, но оказалось, что внутренняя миссия Церкви, пастырская забота о верных – значительно более трудный вызов, чем это казалось. Почему малый квас не успел преобразовать общество, как это ожидалось?
Это большой и сложный вопрос. Кратко я бы сказал так: Церковь в эпоху традиционного общества и Церковь в эпоху гонений – это совсем не то же самое, чем Церковь в условиях свободы и секулярного мира. В православной педагогике не разработан опыт жизни в таких условиях. Мы предлагаем людям только, во-первых, традиционную православно-народную субкультуру, а во-вторых, педагогику внешнего воцерковления. Осмысление глубочайших перемен, произошедших с человечеством – тех перемен, которые привели к разрушению традиционного общества, – ведётся с позиции «поисков врагов православия», а не с позиции узнавания задания Божия, перед которым Он поставил христиан, дав им эту ситуацию. Педагогики «взросления во Христе», а не просто хождения по кругу начального воцерковления, у нас нет, ей неоткуда было взяться, потому что сразу после жизни в традиционном обществе Церкви пришлось выживать в гонениях, когда ни о каком развитии Церкви нельзя было и думать. В результате Церковь оказалась неспособной отвечать на вызовы времени и сопровождать людей на пути ко Христу после того, как они прошли этап внешнего воцерковления. Это естественный процесс, тут никого не нужно осуждать; просто осознание этого ещё не наступило в должной мере. Образно говоря, «квас» оказался не просто «малым» (Гал. 5, 9), а критически, исчезающее малым.
Самая серьёзная проблема, с которой вы сталкивались как исповедник?
Повсеместное отсутствие в православной среде интереса к внутренней живой жизни во Христе; нелюбовь к Священному Писанию; обрядоверие.
Евангелие исполнено вдохновляющими историями о неподдельной радости, о встрече лицом к лицу с радостью. Апостол Павел неоднократно призывает нас: «Радуйтесь всегда в Господе; и ещё говорю: радуйтесь» (Фил. 4, 4). Почему сравнительно редко в Церкви встречаем лица, озарённые и преображенные радостью?
Я думаю, ровно по тем причинам, о которых я сказал выше. Люди не знают Христа. Они знают Великий Пост, или то, что нужно исполнить тот или иной ритуал; а живой жизни с Богом по Священному Писанию и смыслу Таинств они не знают. И с амвонов об этом говорят мало и плохо – то есть здесь опять мы сталкиваемся с проблемой отсутствия пастырской педагогики. Это очень серьёзно, потому что происходит дезориентация приходящих в Церковь людей. Вместо жизни во Христе им предлагается что-то иное, целый ряд подмен. Об этом, конечно, нужно рассуждать соборно.
Русская церковь канонизировала сотни новомучеников, пострадавших от большевистского террора. В то же время в России наблюдается реставрация преклонения перед Сталиным и его режимом, в том числе и в среде церковной иерархии. Как возможно это сочетание преклонения перед мучениками за веру и их палачами?
Когда в жизни людей нет живого Христа, когда приоритеты – не богообщение, не евангельская жизнь и Христова правда, а что-то иное – тогда, к сожалению, возможно всё, что угодно.
На состоявшемся Всеправославном соборе на Крите отсутствовали четыре церкви, включая РПЦ, которая участвовала очень активно в подготовке Собора. Каковы были преобладающие реакции среди верующих на это решение Синода РПЦ и, с дистанции прошедшего периода, почему, по вашему мнению, было принято это решение?
О причинах этого решения я сказать ничего не могу. Верующие преимущественно радовались несостоявшемуся Собору, потому что в субкультурной православной среде наличествует суеверие, что Вселенских Соборов может быть только семь, а Восьмой Собор непременно будет «разбойничим». Меньшинство печалилось, что православным всё не удаётся договориться. Что касается меня, то я рад, что документы Собора не стали обязательными для полноты Православной Церкви. На мой взгляд, по сравнению с 60-ми годами ХХ века, когда первоначально готовился Собор, нынешние документы являются большим шагом назад. В качестве примера можно привести постановления о том же посте, с которого мы начали наш разговор.
Последние несколько лет вы занимаетесь переводами ранних протестантских авторов, таких как И. Арндт, В. Вайгель, Г. Терстеген, переводите кантаты и Страсти Баха. Самый ценный опыт, который, по вашему мнению, можно разглядеть за этими произведениями? Что из него приложимо к православной жизни?
В аскетических сочинениях ранних протестантов я как раз нашёл ту самую педагогику «взрослой христианской жизни», которая отсутствует в православии. Именно эту педагогику, а также опыт возвращения к апостольской «вариативности», как мне представляется, вполне можно осуществлять в современной православной жизни – разумеется, с испытанием и соборным обсуждением всех этих проблем.
Вы писали, что в христианство вас обратила музыка Баха, а в монашество – мысли Достоевского. Ваш источник радости и надежды изменился за эти несколько десятилетий в Церкви?
К счастью, нет. Многие мои взгляды на церковную жизнь изменились, но источник радости и надежды для меня один – это Господь и Бог мой Иисус Христос.
