Не стоит бояться нового
Интервью радиостанции «Радонеж»
Юрий Белановский: В настоящее время церковные средства массовой информации больше чем прежде стали уделять внимание разнообразным проблемам современной церковной жизни. Эти материалы, в свою очередь, вызывают споры и критику. Критика эта не всегда бывает конструктивной, в то время как сопоставление разных точек зрения всегда полезно. В нашей беседе нам хотелось бы как раз проанализировать эту ситуацию.
Игумен Пётр: Я бы не сказал, что российская церковная пресса наполнена критикой и дискуссиями. Вероятно, вы имеете в виду среди прочего и мою недавнюю статью в «Церковном вестнике» о Владимире Соловьёве и национальном вопросе, которая действительно вызвала резкую реакцию у некоторых околоцерковных публицистов. Однако свою точку зрения мои оппоненты изложили лишь в сети Интернет; они не обратились ни в «Церковный Вестник», который, будучи официальным печатным органом нашей Церкви, предоставляет свои страницы для разных мнений и разных точек зрения, ни в обозрение «Радонеж», ни в какие другие церковные издания. Так что дельного обсуждения озвученной мною проблемы не получилось. Вопрос больше не к церковным изданиям, а к нашей среде, которая начинает делиться по тем или иным идеологическим признакам и которая не готова к решению актуальных проблем цивилизованными способами.
Ю. Б.: Часто вызывает непонимание сама постановка вопроса – а возможна ли вообще какая бы то ни было критика в Церкви. Но если мы посмотрим на материалы Архиерейских Соборов, на выступления Святейшего Патриарха и других архиереев, то мы увидим, что они постоянно свидетельствуют о трудных моментах в церковной жизни. Почему же столь мал конструктивный отклик?
И. П.: Я недавно перечитывал постановления юбилейного Архиерейского Собора 2000 года и речь Патриарха Алексия, который критиковал недостатки текущей церковной жизни, и я обратил внимание на то, что ничего, из предложенного Святейшим Патриархом, не было сделано. Патриарх говорил о необходимости создания литургической комиссии, об упорядочении богослужения, о том, что молодёжная и катехизационная работа должна быть приоритетной и со стороны внимания пастырей, и со стороны средств… всё это так и осталось по большей части пожеланиями. Возьмем, например, синодальное постановление о младостарцах – оно очень здравое и необходимое, и многие порадовались, что высшая церковная власть «держит руку на пульсе» и здраво откликается на наболевшие проблемы в церковной жизни. Но вот прошло уже 8 лет, и положение нисколько не изменилось. На каждом епархиальном собрании Святейший Патриарх критикует то или иное, но его слова, судя по всему, не всеми принимаются как руководство к действию. Почему так происходит? Если сравнить похожие исторические ситуации с Собором 1917 года и, например, упомянутым мною Собором 2000 года, то мы видим, что собор 1917 года продемонстрировал настоящий расцвет внутрицерковных сил. Церковная мысль, церковная жизнь после того, как Церковь была предоставлена самой себе, расцвела; и если бы большевики не пресекли эту жизнь на корню, то, я думаю, Церковь реализовала бы себя с необыкновенной силой, больше чем когда-либо в истории Русской Православной Церкви. Это было видно и по качеству обсуждаемых материалов, предложенных Собором, и по заинтересованным спорам по глубине проработке всех проблем, которые были подняты. Совершенно другая ситуация у нас сейчас. Несколько человек в Церкви, которые могут говорить компетентно и которые пользуются известностью и авторитетом: один богослов – А.И. Осипов, один миссионер-проповедник – диакон Андрей Кураев, два переводчика – А.И. Сидоров и А.Г Дунаев, один сектовед – А.Л. Дворкин… а в некоторых областях и вообще никого нет. Конечно, сказалось наследие советского периода, в который Церковь планомерно уничтожалась, в который не просто закрывались храмы и были репрессированы священнослужители, а очень жестко, под корень, была выкорчевана богословская наука и т. д… мы просто пожинаем плоды. Опасность в том, что та свобода, которой Церковь обладает уже несколько лет, не приводит к целостному возрастанию церковной жизни, не приводит к реальному и плодотворному отклику на современную действительность.
Ю. Б.: Достаточно обратиться к официальным церковным документам, и мы увидим, что на самом высоком уровне отмечается недостаточность миссионерской деятельности и неразвитость катехизации на современном этапе. Практически ни один Архиерейский собор и ни одно епархиальное выступление Святейшего Патриарха не обходят эти вопросы стороной. С другой стороны, мы наблюдаем опасения многих миссионеров, которые вызваны критикой людей, боящихся всяких нововведений. Например, всем хорошо известна история, когда в начале 90-х годов о. Бориса Ничипорова буквально затравили люди, считающие, что психология – это антиправославная наука. Или всем памятны волны критики, вызванные различными попытками использовать в миссионерских целях кинематограф, театр, рок-музыку, современную литературу, клубную работу и т. д. Можно сказать, что существует целый пласт критики, блюдущей «чистоту православия» в отношении к современной миссии и катехизации.
И. П.: Мне кажется, что не стоит бояться нового. Мы должны делать всё, что только возможно в современном мире; правда, при этом всегда нужно определять «границы дозволенного». Я поясню это на примере молодежной работы. Как известно, сегодня остро стоит вопрос о противодействии протестантам, особенно в молодежной среде. Можно, конечно, применить «силовые методы», обратившись к власти; но проблему мы этим совершено не решим: ведь люди идут туда по доброй воле, значит, они находят у протестантов что-то созвучное себе. Для того, чтобы нам противостоять засилью сектантства и протестантам, надо прежде всего узнать их жизнь, методы действия и понять, на какие чаяния современных людей и как они откликаются. И если у нас нет своих возможностей равнозначно откликнуться, то необходимо изучить их методы, воцерковить их и ими пользоваться: организовывать группы по изучению Священного Писания, устраивать молодёжные клубы, чтобы они там общались, пели песни и т. д., – но при этом наполнять все эти формы духом истинной церковности. Ничего страшного в этом нет: это исконная традиция Церкви. Вспомним, как появились в Церкви всеми любимые крестные ходы. Первоначально их ввели в обиход ариане, которые торжественными процессиями с пением шествовали по Константинополю, привлекая своей зрелищностью массы людей. Святитель Иоанн Златоуст, чтобы отвлечь свою паству от опасности увлечься этой внешней пышностью, также стал организовывать такие же религиозные процессии… а сейчас крестный ход – чуть ли не символ Православия. Апостол Павел заповедает нам: «всё испытывайте, хорошего держитесь» (1 Фесс. 5, 21). Церковные люди, которые выступают против этого, не понимают, что без миссии нельзя, процесс ее зарождения в наше время в русской Церкви болезненный. Нам приходиться заново изобретать и прорабатывать методы, способы и т. д. Но нужно не бояться совершать ошибки, ведь, как говорит пословица, «не ошибается лишь тот, кто ничего не делает», Ошибки всегда можно выправить соборным церковным сознанием, а если бояться ошибок и ничего не пробовать, то мы ничего не сможем ответить секулярному вызову времени и просто упустим молодёжь и потеряем паству.
Ю. Б.: Люди, знающие и любящие богослужение, часто критично высказываются по поводу небрежного отношения к богослужению: нелепых сокращений, демонстрирующих непонимание сути службы, или, наоборот, уставщического вычитывания до буквы. Этот же мотив часто звучит и на епархиальных собраниях. С другой стороны мы видим критичное отношение к богослужению многих наших сограждан, говорящих о непонятности богослужения, оторванности его от жизни, недостаточности участия церковного народа в нем. Это беспокойство высказывают некоторые иерархи и священники, стремящиеся к созданию церковных общин. Как учесть эти моменты, говоря о миссионерском значении Церкви?
И. П.: На мой взгляд, эта проблема связана с тем, что богослужение воспринимается как нечто самоценное, само в себе сущее. Служба идет сама по себе, она не может остановиться или прерваться, а народ при этом занимается своими делами. Пример: вот мы в сельском приходе служим всенощную перед воскресеньем. Вдруг появляются какие-то люди, которым до богослужения совершенно нет никакого дела; им наплевать, что они производят шум, мешают молиться присутствующим, им надо купить свечку, написать записку и уйти. Богослужение у нас не является тем, чем оно должно быть – выражением евхаристического и молитвенного делания общины, оно, как я уже сказал, понимается у нас оторвано от полноты общинной жизни. На Соборе 1917 года много говорили об этом и делали предложения по упорядочиванию богослужений. Если поднять архивы этого Собора, то можно найти варианты решений этих вопросов. Эта работа уже начата, есть прекрасная книга протоиерея Николая Балашова, в которой он обзорно разбирает материалы собора.
Ю. Б.: Если продолжить разговор об общинах, то мы знаем, что Священноначалие постоянно критикует такие явления, как отсутствие внебогослужебной жизни прихода и коммерциализацию приходской жизни. Однако мы подчас видим в церковной среде искреннее непонимание многими необходимости развития приходской жизни. Опираясь на слова преподобного Серафима: «спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи», люди считают, что община, собственно, не нужна, не стоит тратить на это силы, нужно спасаться индивидуально. Любое нововведение в жизнь прихода такими людьми встречается в штыки. Например, не так давно была целая критическая компания против некоторых священников, построивших детские площадки внутри церковной ограды.
И. П.: Если пытаться отслеживать корни, то как созидается община? Со стороны Бога – это Евхаристия, со стороны нас – община строится нашими собственными нравственными усилиями, направленными на выполнение заповедей Божьих по отношению к ближнему. Проблема сейчас в том, что при воцерковлении человека мы уделяем главное внимание обряду и обрядовой дисциплине. Человек приходит в церковь, мы ему советуем читать утренние и вечерние молитвы, совершить генеральную исповедь, ходить в храм по субботам-воскресеньям, исповедоваться-причащаться, иметь молитвенное правило etc, etc; но гораздо в меньшей степени мы обращаем внимание на нравственную жизнь человека, на выстраивание отношений с ближними по Евангелию. Поэтому община и не созидается. Чтобы она созидалась, нужны целенаправленные пастырские усилия.
Ю. Б.: Так как вы относитесь к детским площадкам у храмов?
И. П.: Положительно, потому что маленькие дети в храме создают шум, который мешает молиться, и «мистическое» мнение, что детей надо носить и водить в храм на полную службу, чтобы благодать на них автоматически подействовала – это неправильно. У детей свой способ восприятия мира, они не понимают богослужения, им достаточно небольшого времени в храме. Очень разумное решение – детские площадки, а детей приводить к Причастию.
Ю. Б.: Многие современные церковные авторы с болью отмечают упадок духовной жизни христиан нашего времени. Он особо ярко высвечивается ими в сравнении с уровнем святоотеческой аскетической жизни IV – VII веков. Наряду с этим, существуют публикации, принадлежащие, как правило, тем, кто работает на ниве воцерковления современных людей, а особенно детей и молодежи. Указанные авторы отмечают множество сложностей, связанных прежде всего с недосягаемой высотой опыта св. Отцов по отношению к нашим современникам и с отсутствием осмысленных и разработанных, так сказать, промежуточных и адаптированных степеней духовной жизни. Особенную трудность вызывает вопрос, фактически не затрагиваемый в святоотеческой литературе – это вопрос о духовной аскетической жизни современных семей.
И. П.: Нужно сказать, что аскетическая литература – это святоотеческая письменность, возникшая в определенных условиях для монахов. Исторически получилось так, что монашество стало идеалом для Церкви. Вследствие этого аскетическая святоотеческая идеология воспринимается многими людьми как нечто буквально обязательное, в то время как опыт Святых Отцов не есть какая-то схема; это опыт людей, евангельски решавших свою жизнь в те эпохи и в тех обстоятельствах, в которых они жили. Чтобы правильно пользоваться святоотеческим наследием, мы как раз и должны понимать контекст той эпохи, той жизни, зерно тех или иных действий Отцов. При этом необходимо понимать, что совершенно изменились времена. Научно-техническая революция изменила человека почти на генетическом уровне. Объем информации, нервные, экологические нагрузки не сравнить с тем, что было в прежние времена. Поэтому относясь к святоотеческим творениям с должным почтением и пользуясь их наставлениями, прилагая их к своей жизни, мы должны прежде всего обращать внимание на смысл Церкви, Священного Писания и Предания. Действительно, вопросы семьи не рассматривались в прошлом с той же пристальностью, как вопросы личной аскетической практики, ибо семья была естественной, самоочевидной ценностью. Сейчас время разрушения традиционных ценностей, и это вызвало у Церкви реакцию в виде осмысления евангельского учения о семье как домашней церкви и уделения гораздо большего, чем в прежние времена, внимания именно христианской семейной и социальной жизни.
Ю. Б.: Говоря о церковной оценке состояний человека, можно сказать, что есть уровень обыденности, есть уровень святости, а вот «промежуточное» состояние, в котором пребывает большинство христиан, не освещено в церковной литературе с такой же подробностью, как два других. Нельзя ли это освещение «промежуточного опыта жизни» брать из Ветхого Завета, который очень подробно это рассматривал? Как соотнести это с Преданием Церкви?
И. П.: Из Ветхого Завета отменены обрядовые установления, которые, кстати, в нашем сознании так и остались со всеми нашими свечками-записками… вот это как раз Христос упразднил. Все остальное, что содержит Священное Писание Ветхого Завета, для Церкви – важнейший, главнейший и авторитетнейший источник знаний, мудрости. Что такое Предание Церкви? Это духовный опыт Церкви. Духовный опыт Церкви – это не что-то абстрактное, и не библиотека святоотеческих творений; это то, что переживается и христиански осмысливается нами, людьми церковными, живущими здесь и сейчас. Т. е. Предание Церкви выражается в нас именно тогда, когда мы, будучи православными христианами, находим своим церковным опытом здравое соотношение между Священным Писанием, святоотеческими идеалами и реалиями современной жизни: здоровьем современного человека, его социальным положением и т. д.
Ю. Б.: Какие реальные механизмы есть для создания общины?
И. П.: Следует разделить этот вопрос на две части: богослужебную и внебогослужебную. Богослужение, Литургия должны быть главным общим делом общины, чтобы по возможности все причащались в день собрания общины, в воскресный день. Для этого нужна катехизаторская работа со вступившими в общину людьми, чтобы они понимали, что происходит в Церкви, на богослужении. В идеале, например, молебен служится не потому, что его за какую-то сумму кто-то случайно зашедший в храм «заказал», а потому, что его совершает община, и богослужебное действие таким образом становится делом всех. Это касается вообще всей богослужебной жизни. На крещении присутствует вся община, отпевают вместе, молятся друг за друга – это идеал… Внебогослужебная жизнь общины предполагает, что то, что людей связывает в христианстве, не прекращается вне храма. Проявляется это во всестороннем общении христиан, взаимной помощи, совместных делах и проч. Для этого нужны целенаправленные пастырские усилия.
Ю. Б.: Возникает вопрос отношения пастыря и паствы. Мы видим, что здесь сталкиваются друг с другом две точки зрения. С одной стороны – критика Священноначалием младостарчества и тоталитарного духовничества, с другой – опасения в размывании достоинства пастырства, священства. Какие же отношения являются истинными, как их строить?
И. П.: Этот вопрос давно решен, для этого существует Евангелие, апостольские послания, в частности 1-е послание апостола Петра, в котором на все времена прописаны идеальные отношения – когда пастырь наблюдает за своей паствой непринужденно, не из корысти, но ради Христа, а младшие подчиняются старшим, и все совершенствуются в любви… Все наши пастырские «перекосы» проистекают, на мой взгляд, как раз из того, что у нас не развита общинная жизнь: именно в общине воплощается и реализуется евангельский идеал общения людей во Христе, в том числе и общение пастырей и чад Церкви.
Ю. Б.: Немаловажную роль смогла бы сыграть воспитательная и просветительская работа, которая говорила бы о правильности этих отношений.
И. П.: У нас это проблема. Была недавно конференция, где говорилось о церковных средствах массовой информации, что чаще всего их работа сводится к описанию того или иного праздника или ответам батюшки на 1256 вопросов – как правильно писать записки… Думаю, что если был бы спрос, было бы и предложение. Значит дело в спросе. Нужна ли общинная жизнь большинству прихожан нашей церкви? Практика показывает, что не нужна.
Ю. Б.: Сейчас жизнь мало зависит от Церкви, мало зависит от воли и стремлений людей; это впитывается с молоком матери. Люди, особенно в больших городах, живут в невероятной плотности общения и сталкиваются с невероятным обилием информации, и это не может не сказываться на наличии сил и желания отдать себя церковной общине. Наверное, настало время иных форм общинной жизни?
И. П.: Здесь нужно основное внимание уделять молодежи, потому что это наиболее гибкий и способный к социализации возраст. Общение особенно свойственно молодежи, поэтому если церковная молодёжь сдружится и будет созидать семьи, то они семьями будут дружить. Вообще мы не можем требовать от людей отречения от всего, чтобы на 24 часа в сутки физически принадлежать общине. Здесь важно понимание, что христиане составляют единое тело Христово, и действование по силам каждого.
Ю. Б.: Если ребенок впитал некоторые основы своей жизни с воспитанием, то в будущем для него строить свою жизнь в соответствии с этими основами будет легко и естественно, без надломов. А если при воспитании он что-то не приобрел, если у него некая «дыра», то для правильного построения жизни ему придется приложить немалое количество труда, на которое у него может просто не хватить сил. Поэтому невозможно заставить людей жить общинно, невозможно ждать от них быстрой перемены. Они не получили общинность в воспитании, им необходимо много труда для того, чтобы себя перестроить под общину. Но если они хоть как-то, хоть чуть-чуть войдут, то их дети уже с детства будут знать общину и жить в ней, и у детей все получится.
И. П.: Поэтому я и говорю о молодежи прежде всего. Им легко, пока они не создали семью, войти в общинную жизнь, а их дети, действительно, уже воспримут общинную жизнь в полноте. Если направить церковные силы на создание общин – через СМИ, книги, проповеди и т. д., – то через поколение, лет через 15, мы можем увидеть людей, действительно стремящихся к общине. Понятно, что в ближайшее время у нас ничего не получится, но мы вынуждены это делать, а лет через 20-30 еще более усилится информационное давление на людей, будет гораздо большее разобщение, не говоря о вполне вероятной общеполитической и др. нестабильности. Наша церковная пастырская обязанность – работать в этом направлении, не ожидая сиюминутных результатов.
Ю. Б.: С 90-х годов много говорится о том, что по тем или иным причинам в наше время Литургия, Евхаристия не мыслится как основа Церковной жизни. Являясь такой по сути, она призвана стать таковой в жизни. С другой стороны, мы видим критику «евхаристического возрождения», подчёркивающую индивидуально-аскетический путь спасения и предостерегающую от профанации Литургии.
И. П.: Если мы посмотрим исторически, то увидим, что до революции и в советское время христиане причащались раз в год, сейчас люди стали чаще причащаться, нормой стало причащение раз в месяц. Каждый причащается в том «режиме», в котором ему удобно. Подготовка к причащению сложилась традиционно. Смысл евхаристии, церковный к ней подход мы, конечно, должны разъяснять, призывать людей участвовать в ней чаще, осмысленнее.
Ю. Б.: Предлагаю перейти к некоторым вопросам взаимоотношений Церкви и общества. – Очень популярной является сегодня критика современной молодежи в ее развращенности, неактивности, секулярности. Даже выработался особый вид проповеди – от противного. Сначала людям показывают всю гнусность современной молодежной жизни, а потом рисуют прекрасную картину жизни церковной. Но достаточно обратиться к самой молодежи, например на интернет-форумах, и мы увидим, в свою очередь, ее критичное отношение к Церкви. Большей частью критикуют Церковь как организацию. В частности, упоминают ее негибкость, фальшивость, требовательность и отсутствие условий для реализации того, к чему Церковь призывает, за нежелание понять современную жизнь и современные молодежные проблемы. Как к этому относиться?
И. П.: Прежде всего хочу заметить, что современная молодежь вовсе не плохая. Я непосредственно с ней имею дело, и могу свидетельствовать, что сейчас молодежь лучше, чем в советское время, они более свободны. Если говорить о том, что молодежь критикует некоторые стороны современной церковной жизни, то нужно сказать, что эта критика во многом справедлива, конечно, в том случае, если она исходит не из желания очернить Церковь. Я сталкивался с тем, что в оценке сегодняшней церковной действительности многие молодые люди разделяют саму Церковь и церковную структуру. С одной стороны это неприятно, но с другой – налагает большую ответственность, заставляет нас, пастырей, быть более внимательными к себе. Как относиться? Не обижаться, но извлекать из всякой критики пользу для Церкви. Церковь осуществляет пастырские функции, и она может и должна потерпеть некоторые неудобства, некое даже ущемление человеческого самолюбия ради пастырства, ради проповеди Христа.
Ю. Б.: Для многих очевидно, что семья переживает небывалый кризис. Во многом это связано с тем, что социальные отношения не дают возможности семье реализовывать те функции, которые она реализовывает всегда. Мужчины потеряли некую ориентированность на семью, заботу, у матери много сил уходит на внешние действия. Женщины вынуждены работать. Церковный голос, один из немногих, свидетельствует об отсутствии семейных ценностях, о небывалом увеличении абортов, отрицательном отношении к деторождению. Если на социальные отношения Церковь сегодня повлиять не может, то по крайней мере, мы можем свидетельствовать о некоей нравственной и социальной норме. В частности, от лица Церкви мы слышим призывы к церковному возрождению семьи, к повышению рождаемости. Зачастую эти призывы рождают ответную критику, свидетельствующую, что на практике нет возможности обеспечить эти призывы. На волне этой критики Церковь также нередко упрекают в том, что для неё важнее монашеский идеал, чем социальный.
И. П.: Что касается социальной стороны, то объективно Церковь не может финансировать программу многодетности, для этого нет средств. Главная проблема мне видится даже не в недостаточности Церкви в социальной сфере, а в осмыслении современности с церковной точки зрения. Мне кажется, Церковь, справедливо встревоженная процессом всемирной глобализации, ещё не осмыслила его. В частности, нельзя не учитывать, что объективно в глобализующейся цивилизации живут и хотят жить наши соотечественники, соответственно, только ругать современную жизнь и призывать возвращаться в историческое прошлое неразумно и бесплодно – в этом отсутствует некая трезвость; в этом же причина непринятия того, что проповедует Церковь как традиционную норму жизни. Что касается монашеских идеалов – действительно, Церковь в течение многих веков предлагала этот идеал в качестве нормы христианской жизни. Действительно, современность требует от нас некоторого переосмысления исторического богатства Церкви, может быть – расстановки иных акцентов (без, разумеется, ревизии церковных традиций). Церковь по природе консервативна, чтобы что-то изменилось в её социальной идеологии, должна быть большая критическая масса людей, которым нужно и важно именно церковно ответить на вызовы современности.
Ю. Б.: Очень важным сегодня является вопрос соотношения Церкви и общественных институтов. С одной стороны мы видим стремление к излишней политизации Церкви, в жёстком увязывании церковной жизни и имперских мечтаний, некое растворение Церкви в этносе, а церковности в гражданских аспектах, таких как патриотизм; всё это приводит к тому, что Церковь идет на поводу у непросвещенного народа и таким образом появляются церковные болезни: магизм, формализм, обрядоверие. С другой стороны жизнь Церкви в современном обществе, конечно, не может быть превращена в гетто. Необходимо, так или иначе, налаживать связи и с государством и с общественными институтами. Нерешённость этих проблем вызывает некое противостояние внутри Церкви. Сторонники внешне-имперского пути церковной жизни искренне не понимают критику в свой адрес, и в свою очередь критикуют «протестантскую», по их мнению, позицию оппонентов – мол, не все определяется Евангелием, есть история Церкви и мы видим, что всегда была связь с этносом и государством и т. д.
И. П.: Это сложная проблема. Дело в том, что исторически Православная Церковь строится по национальному признаку, многие вещи народной жизни в себя принимает и воцерковляет. Действительно, был идеал симфонии в Византийском обществе, где Церковь более 1500 лет существовала в условиях империи, и это не могло не сказаться проникновении имперской идеологии в церковную жизнь. Но при этом Церковь по своей сути является вселенской, надвременной, наднациональной. В Церкви нужно разделять её сущность и смысл от внешних условий, в которых она эту сущность выражает. Вл. Лосский говорил, что есть само Предание, как непрерывное действие Духа Святого, а есть памятники Предания, которые этот Дух выражают в социальных и культурных формах данной эпохи. Эти культурно-социально-исторические особенности нельзя принимать за суть Церкви. Наше время характеризуется тем, что мы сейчас живем на великом историческом переломе, нам трудно осознать все эти вещи, они требуют некоей исторической дистанции, которой мы лишены. Но истинная церковность проявляется прежде всего как раз в том, что за разностью мнений и взглядов на те или иные внешние, второстепенные вещи мы сохраняем единство в Христовой любви, и она сглаживает все противоречия между нами, вообще неизбежные на земле… Поэтому любая рознь между нами, несогласие, немирность, неприязнь, склоки и проч. коренятся, на мой взгляд, в недостаточной воцерковлённости. И, конечно, прежде чем сотрудничать с государством и с обществом – а Церковь обязательно должна этим заниматься – нам нужно разобраться сначала внутри себя.
Ю. Б.: В наше время часто звучит критика пастырей, церковных людей в отношении государства. Критикуют его за нежелание пустить Церковь в школы, справедливо говоря о том, что в обществе нет иной силы, способной повлиять на нравственное возрождение отечества. В то же время мы видим в нашей среде некоторое неблагополучие, вызванные отсутствием системы подготовки кадров, застоем в церковной работе с детьми, формализмом и показухой в этой области.
И. П.: Я вспоминаю, как греческий старец Паисий призывал всегда «включать добрый помысл». Можно, конечно, обрушиться с обвинениями (не всегда безосновательными) в адрес власть предержащих – вот, они препятствуют нам, не желают нас всюду «пустить», и т. д. Но гораздо более по-христиански будет, если мы вспомним, что христианин должен предъявлять претензии прежде всего к самому себе, и в свете этого подумаем: а может быть, мы сами даём повод к тому, чтобы нас не «пускали»? Ну пустят нас; о чём мы будем говорить детям? Об империи, об ИНН, о кознях мировой закулисы? Говорить на современном языке о Христе и Его Церкви, к большому сожалению, немногие из нас умеют… В нашей церковной жизни далеко не в полной мере осуществляется христианский идеал; как же мы убедим чиновников, что мы способны поделиться этим идеалом с людьми, с детьми? Вот в этом вся проблема. Может быть, стоит задуматься над этой ситуацией, воспринять её, как некое указание Божие на нашу неготовность к делу христианского просвещения и не ругать злых чиновников, а попытаться исправить то, в чём нам предъявляют претензии.
