Спасение от нелюбви
Опубликовано (в переработанном виде) в журнале «Фома», декабрь 2007
В церковь я хожу буквально несколько месяцев, и чувствую там себя неловко. Попал в храм я первый раз буквально в конце прошлого лета, а сам по натуре человек не храбрый, робкий, поэтому стесняюсь подойти к старосте или священнику, да и вообще проконсультироваться с окружающими. Даже не поднимаю этих вопросов, а в той среде, в которой я вращаюсь, меня вообще не поймут. Но я хочу причаститься, и поэтому прошу мне помочь и проконсультировать, как мне в первый раз пройти Причащение, каков этот обряд вообще и в чем его смысл?
Прежде всего, конечно, нужно сказать, что Причащение – это не «обряд», через который «проходят», а великое и главное для Церкви Таинство, в котором верующему под видом хлеба и вина преподается истинное Тело и истинная Кровь Господа нашего Иисуса Христа. Наше участие в этом Таинстве, приобщение Чаше Жизни дает нам все, что есть в Церкви – соединение со Христом, оправдание, освящение, бессмертие. Это приобщение к Богу совершается не только в «индивидуальном», так сказать, порядке: в Таинстве Евхаристии все христиане причащаются Одного и Того же Христа, Его Святейшие Тело и Кровь проходят до последних атомов нашего существа – и через это мы становимся друг другу ближе, чем братьями и сестрами – одним Телом, в самом что ни на есть буквальном смысле этого слова.
Через Евхаристию мы живейшим образом связываемся и с Церковью Небесною. На Литургии, во время совершения этого Таинства, совершенно теряет значение преграда между земной и небесной жизнью. Евхаристией земля и Небо соединяются в Одно, Неделимое, Вечное, но и здесь уже, на земле сущее Тело Христово. Это и есть глубочайшая духовная мистическая реальность, самая сердцевина церковной жизни.
Как может хлеб стать Телом, а вино – Кровью Бога? Зачем и почему нам «есть» Христа? Напоминает древние языческие культы, а я-то думал, что христианство исключительно духовно…
Во-первых, неверно думать, что христианство «исключительно духовно». Христианство охватывает всего человека целиком – и его дух, и душу, и тело. Во-вторых, нужно разобраться с языческими культами. Религиозная интуиция человека, которая выражалась в этих культах, так или иначе содержит какие-то правильные вещи. Но это было лишь попытками человека найти Истину, а в христианстве Истина находит человека. Если языческий культ был некой догадкой подлинных отношений человека и Бога, то в христианстве эти отношения во всей своей полноте даруются нам Господом и реализуются нами в причащении Христу, в Евхаристии, в Литургии (слово «Литургия» в переводе с греческого значит «общее дело»).
Но что значит «причащение Христу»? Какое-то непонятное слово…
В славянском языке есть такое выражение – «приискреннейшее приобщение», то есть настолько тесное, непосредственное соединение, насколько это вообще возможно. Очень важно, что это связано с Церковью, потому что Церковь, как говорит нам Евангелие, это Тело Христово. А что делает тело телом? Это ведь не просто положили в одну кучу руки-ноги-голову-прическу, и раз – получилось тело. Тело – это органическое единство. Что делает нас, христиан, Телом Христовым, какая основа этого надличностного единства? Причащение Христу. Мы становимся Его Телом. И это говорится вовсе не в каком-то переносном или символическом смысле, это абсолютная реальность. Как это происходит – тайна; человеческий разум не в силах понять этого. Постигается эта тайна только верующим сердцем.
На заре истории грехопадение разделило людей, грех разделил и убил их. Христос делает обратное: Он как раз соединяет людей, причем соединяет не механическим образом, как в какой-то казарме, а соединяет их в Своем Теле, где каждый на своем месте, и каждый орган нужен. Это и есть Церковь. Происходит это чудо посредством Таинства Евхаристии. Причащаясь Христу, человек остается самим собой, более того, как раз тогда он и становится самим собой, потому что возвращается к Богу.
Не случайно первая Литургия, Тайная Вечеря, совершена перед Крестными страданиями. Одно с другим очень тесно связано. Таинство Евхаристии содержит в себе не только воспоминание всей жизни Христа, но и непосредственную связь с Голгофской жертвой. Эта Жертва принесена один раз, и плодами Голгофы пользуется всякий человек, причащаясь на Литургии Тела и Крови Христовых. Но это не значит, что она повторяется – ведь она уже однажды совершена. А Литургия, которая соединяет небо и землю, как раз и вносит в земной план нашего существования вневременность, вечность, она проецирует эту Жертву на каждый миг нашего бытия. Поэтому каждый день в мире совершается Литургия, и каждый день люди воспринимают те плоды, которые Господь принес нам.
А как совершается само богослужение? В какой момент мы переносимся на небо, и обратно?
Этот вопрос очень характерен для современного восприятия Церкви. Человек живет повседневной жизнью, «как все», а потом в какой-то день он планирует посещение церкви. Перед этим он начинает напряженно от чего-то воздерживаться, готовится, читает молитвы, и потом приходит на исповедь, сбрасывает с себя груз мирской жизни, приобщается к высокому, выходит из храма… и процесс опять начинается заново. Таким образом, христианская жизнь у нас как бы делится на две части: жизнь храмовая и жизнь внехрамовая. Жизнь храмовую мы считаем высшей, мы считаем себя обязанными к ней готовиться, а жизнь профанная, мирская – ну, она просто есть, от нее никуда не деться; как говорится, жизнь берет свое. Это совершенно неправильное, недолжное разделение Литургии и жизни.
Свт. Феофан Затворник пишет, что норма жизни для христианина такова: какой ты на Литургии, такой ты должен быть и в повседневной жизни. Конечно, если эти слова поместить в описанную мною нашу идеологию «хождения в церковь», то люди просто испугаются – ведь это значит постоянно жить в каком-то таком страшном напряжении. Так хотя бы какая-то «синусоида» есть, напряжение-расслабление, сродни неким спортивным упражнениям. Человек напрягается – делает прыжок – отдыхает, и так постоянно. Но на самом деле христианская жизнь должна течь ровно.
Это не значит, что нужно принизить Литургию до образа мира сего, а значит, что надо нашу жизнь возвысить до Литургии. Обычно у нас привыкли это делать дисциплинарным путем – невкушением продуктов, усиленным чтением молитвослова и прочее, а надо действовать по-другому, ведь суть другая – Христос дает нам на Литургии дар жизни, который мы должны нести в мир, только и всего. Возвращаясь к языческим культам, можно сказать: для того, чтобы участвовать в них, нужна была какая-то особенная сакральная подготовка. А Христос все ставит с ног на голову: никакой такой специальной подготовки Он не требует – Хлеб и Вино, элементарные, естественнейшие вещи. Ешь и пей.
Что нужно человеку, чтобы поесть? Ему не нужно прыгать через костер или совершать над собой какие-то экстраординарные «разовые» обряды. Ему нужно просто проголодаться, а ведь это – одна из самых естественных вещей на свете. Сам Господь всю Свою жизнь внес в среду грешников, вот и Евхаристию Он сопоставляет с самыми простыми сторонами человеческого существования. За счет этого люди возвышаются до Христа, причем здесь нет элемента каких-то спортивных прыжков.
Христианин должен причащаться часто, и церковные каноны говорят, что если мы не причащаемся хотя бы раз в три недели, то мы сами себя отсекаем от Церкви. Причастие – как раз та Трапеза, которая нам жизненно необходима, и не случайно она уподобляется обычной трапезе, которую мы совершаем по нескольку раз на дню, совершенно не задумываясь – проголодался-поел, и так далее. Я помню, что в одной из монашеских книг, написано, что монахи, сидя в своих отшельнических кельях, ждут субботы и воскресения, ждут субботы и воскресения, чтобы припасть к источнику жизни и утолить свою жажду Христа. Это становится именно в ряд повседневных дел, и тем самым сама повседневность возвышается до неба.
Многие воспринимают Церковь как нечто весьма мрачное, как свод правил и запретов, или как некое жёсткое «армейское» «духовное руководство», исключающее радость, свободу и полноту жизни. На самом деле это, конечно, не так. В Церкви самое главное – это благодарение, которое христиане приносят Богу каждый день. По-гречески благодарение – «евхаристия», и именно Евхаристия – самое главное Таинство, центральная точка жизни Церкви, в которой сходятся небо и земля. Да, конечно, Бог самодостаточен, и Он может существовать и без нашей благодарности. Но благодарность Богу нужна самому человеку. Когда человек говорит Богу хотя бы «спасибо», то это всегда далеко не просто слова или какое-то вынужденное проявление этикета – мол, Бог тебе что-то там сделал, а ты его уж отблагодари, будь добр. Наоборот – каждое такое слово пронизывают собой все существование самого человека, меняет его. Поэтому когда мы благодарим Бога, мы тем самым совершаем и для себя благодеяние, и на Небесах от этого бывает радость (см. Лк. 15:10), ведь Бог – наш Отец, и Он любит нас. Конечно же, когда наша любовь к Нему выражается ответным образом, это Ему радостно.
Большинство людей приходят к Богу оттого, что у них случилось какое-то горе. Мало кто начинает обретать веру, изначально чувствуя не боль своей души, а благодарность. И вот те люди, которые от всей души стараются полюбить своего Создателя, иногда теряются, пытаясь понять, как вообще можно Его отблагодарить? Что вручить Богу как дар своей любви — ведь все, что у нас есть, и так принадлежит Ему?
Все, что есть в нашей жизни, Бог подарил человеку, все «наше» на самом деле принадлежит только Ему. Поэтому не какие-то материальные жертвы, а как раз благодарение – это, быть может, самое важное проявление любви человека к Богу. А еще на вопрос, что такое есть любовь к Богу, отвечает Сам Господь в Евангелии: кто любит Меня, – говорит Он, – тот соблюдет слово Мое (Ин. 14:23). Так что лучший способ постоянно благодарить Бога – это соблюдать Его заповеди, ведь заповеди, данные Христом – это не запреты, а повеления, глубина которых радует душу каждого человека, ибо в человеческой душе всегда есть интуитивное представление о том, какими же на самом деле должны быть люди.
Ведь в основе любви лежит всегда благодарение. Оно основано на бескорыстности, а в человеческом общении любовь часто смешивается со многими вещами – с необходимостью в человеке, с нуждой в его поддержке, каких-то иногда даже материальных вещах – заботе, содержании, и хотя, конечно, и за это мы друг друга любим, но самым чистым образом любви является благодарение. Как чувство оно, пожалуй, самое бескорыстное и чистое.
А что человек может подарить Богу, если не самого себя?
Евхаристию нельзя рассматривать как приношение человека Богу. Как говорится в одном псалме – благих моих не требуеши. Мы ничего Ему не можем принести, и особенность Божественной любви в том, что прекрасно знает, что ничего хоть сколько бы равновеликого или сопоставимого с тем, что сделал для нас Он Сам, мы никак не можем Ему отдать. Бог просто хочет от нас, чтобы мы были самими собой – теми, какими Он нас задумал. Препятствует этому грех, падение, случившееся на заре нашей истории, все страсти и мир, живущий страстями. Поэтому конечно, человек приносит Богу свой отказ от греха, а для этого ему непременно придётся «плыть против течения». Это две самые важные вещи, которые человек может принести Богу.
На самом деле первый шаг на пути к тому, какими Бог хочет видеть нас – это честность перед самим собой. Бог хочет, чтобы мы служили Ему не «из-под палки», а свободно, в любви, а это возможно только тогда когда человек будет честен перед самим собой, когда он сможет себе признаться хотя бы в том, что пока еще он ходит в храм не потому что любит Бога, а потому что ему от Бога что-то надо. Если человек сам себе это скажет, это уже будет большой шаг, это очень важно.
Как правильно подготовиться к Причастию?
При подготовке к Причащению первое и самое главное – желание причаститься, жажда Бога, невозможность жизни без Христа, живое чувство, что в Таинстве мы соединяемся с Ним – и крайнее желание этого соединения. Это не просто чувство; это такое постоянное состояние души, когда она ощущает себя недостаточной без Христа, и только с Ним и в Нем обретает и упокоение, и радость, и мир, и смысл своего существования. Характеризуется это состояние наличием определенных религиозных – т.е. взаимных с Богом – чувств: покаяния, смирения, благодарения Богу, страха Божия, т.е. сыновнего благоговейного ощущения Бога; из всего этого естественно рождается жажда Бога, которая и удовлетворяется совершеннейшим образом в Таинстве Евхаристии.
Если у человека в душе ничего этого нет – или, что как правило бывает, есть, но в слабой, почти исчезающей мере – то первое и главное условие подготовки к Причастию и будет создание в себе, хоть в малой мере, этого настроения души, этого желания. Для этого Церковью предписывается воздержание, молитва, испытание совести и множество других способов, из которых человек должен выбрать наиболее, так скажем, действенные для себя. Обязательно нужно «расшевелить» свою душу, чтобы причащаться не из-за каких-то побочных причин, или «по традиции», а по живому чувству жажды Бога, – и сохранять это чувство после причастия. Вот первое, главное и необходимейшее, что составляет предмет внутренней подготовки к Причащению Св. Тайн.
Второе – это испытание совести. Есть вещи, которые не совместимы с Евхаристией, с нашим участие в этом Таинстве. Это блудная жизнь, жестокое или равнодушное отношение к людям, и проч. И испытание совести заключается в том, чтобы мы в свете Евхаристии, Евангелия, Церкви, не только покаялись в том, что сознается нами несовместимым с Причащением Св. Тайн, но и решительно оставили это, – уж во всяком случае, начали прилагать к этому свое усилие, чтобы не было у нас двойной жизни: участия в Евхаристии и параллельно жизни в грехе.
Наконец, третье – это примирение со всеми. Нельзя приступать к Чаше, держа на кого-либо злобу. Причащаемся мы Любви Божией, и невозможно соприкасаться с ней сердцем, в котором есть злоба. Конечно, в жизни бывают самые разные ситуации, над которыми мы порой не властны, но – как говорит Апостол – если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми (Рим. 12, 18); т.е. мы со своей стороны должны приложить все усилия, насколько это возможно, для примирения со всеми; а еще лучше не доводить дело до ситуации, в которой надо примиряться, а ровно и мирно вести себя со всеми.
Есть в Церкви и дисциплинарные требования относительно подготовки к причащению: трехдневный пост, посещение богослужений, чтение Правила ко Причащению и определённых канонов. Но эти церковные правила – вовсе не какая-то «покупка билета» к Причастию. Таинство принимается соответственно настроенной душой, т.е. с желанием, с пониманием, свободно и сознательно; главное – чтобы душа внутренне соответствовала Таинству, была как бы «одного духа» с Таинством (пусть это соответствие несовершенно, неполно, или даже в виде желания только пока существует). Помогает этому определенная традиционно сложившаяся церковная дисциплина.
Как все люди разной меры, то и дисциплинарная подготовка у всех своя; то, что предлагает Церковь – предлагает не как буквальную обязанность, а как некую среднюю меру, традиционно, исторически сложившуюся, для применения к себе. Так, для редко причащающихся малоцерковных людей нужно более строгое выполнение именно внешнего правила – чтобы через это внешнее расшевелить душу, «достучаться» до нее, потому что для многих формальных христиан путь в Церковь – через внешнее. Для более церковных, зрелых христиан мера внешнего правила может быть меньше, потому что это только для малоцерковных людей жизнь Церкви сводится к Богослужениям и чинам и обрядам; а люди церковные живут более внутренней жизнью, и имеют меньше нужды во внешних подпорках. Здесь надо смотреть обще: обязательно нужно нам перед Причастием более сосредоточенно помолиться, попоститься, и проч. – вот и облекаем эти потребности в правило: кто может – целиком всё соблюдают, кто может – больше, а кто не может – меньше, без всякого смущения. На первом месте стоит все же внутреннее созревание души; и ради него предпринимается внешнее, а не чтобы до буквы вычитать положенное. Вообще все внешние формы в Церкви необходимо одушевлять и наполнять внутренним молитвенным смыслом, – а иначе Таинства и Церковь превратятся в мучительный и тяжелый формализм, и внешними правилами мы подменим живую жизнь с Богом.
Как определить, достоин или не достоин? Кому можно, а кому нельзя причащаться?
Нельзя причащаться не членам Церкви, т.е. некрещеным. Нельзя причащаться людям, которые находятся в злобе, которые имеют возможность загладить нанесенную обиду, но не делают этого. Нельзя и тем, кто живет в смертном грехе – например, в блуде или прелюбодеянии, или гордости.
Что значит «гордость? Чаще всего она выявляет себя по отношению к людям в жестокости и немилосердии, а по отношению к Богу – в богопротивлении. Но человек редко может испытать явное богопротивление, а вот на отношениях с людьми это всегда очень хорошо заметно. Если человек жесток, немилосерден по отношению к окружающим его людям, то это и есть гордость, которая, безусловно, препятствует ему причащаться.
А определять достоинство-недостоинство… В Церкви нет «достойномера», который мог бы это определить. Для этого у человека есть совесть, какие-то тонкости ему могут подсказать священники, а так достоинство определяется единственной вещью, на самом деле, – хочет ли человек быть со Христом, хочет ли жить так, как велит Христос. Если такое желание есть хоть в малой степени – то человек достоин, а если такого желания нет – то и смысла нет причащаться.
Некоторые говорят, что человек никогда не бывает достоин, но это мне кажется неким покривлением христианского мироощущения, ведь Господь не распределил людей по достоинству-недостоинству – Он вошел в дом и к мытарю Закхею, и с грешниками, мытарями и блудниками ел и беседовал, хотя фарисеи говорили, что те «недостойны». Правда, апостол Павел употребляет эти слова – в Первом послании к Коринфянам он говорит о достоинстве или недостоинстве, но там очевидно имеется в виду общее нравственное состояние человека, а не какая-то градация. Если человек старается жить по-христиански, то он достоин, а если нет, то и не достоин.
Вообще к словам «достоин» и «недостоин» нужно относиться аккуратно, потому что они могут принять явно ценовой характер, а ценового здесь ничего нет на самом деле, потому что с Таинством Евхаристии сопоставить какие-то наши комариные усилия по вычитыванию молитв просто невозможно. Поэтому я и говорю о тесной связи Евхаристии и Евангелия – здесь достоинство оценивается по евангельской нравственности. Если она для тебя имеет значение, ты стараешься ее соблюдать – то ты достоин.
И что же произойдет со мной после того, как я причащусь Христу? Нужно ли, можно ли ожидать каких-то заметных мгновенных последствий?
С каждым все происходит по-своему, и конечно, все очень лично, интимно. Но обычно если человек добросовестно готовится – то есть не только все вычитает, но и желает встречи со Христом – конечно, Господь дает почувствовать ему, что Встреча состоялась. Но бывает совершенно по-разному. Бывает, что человек совершенно ничего не чувствует – может, потому что он специально хотел что-то чувствовать, а Господь говорит: «Не надо».
Не следует ожидать религиозного экстаза или какого-то «вознесения», но тогда что же, в сущности, происходит с человеком в момент причащения и после него?
Господь говорит в Евангелии: без Меня не можете делать ничего (Ин. 15:5). Что это значит? Землю копать или другим образом трудиться мы вполне можем, конечно, а вот совершать заповеди Христовы мы без Него Самого не можем. Сотворчество Бога и человека осуществляется через то, что мы принимаем в себя Христа, и вместе с Ним начинаем творить заповеди Божии. Совместно с Ним мы начинаем творить в себе смирение, любовь к Богу, милосердие. Ведь Сам Господь говорит – никто не может прийти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего (Ин. 6:65). Как это понять? Именно таким прямым образом – что даже обратиться к Богу человек не может без помощи Божией, а эта помощь как раз и дается в Евхаристии.
Ни в коем случае нельзя отделять Евхаристию от повседневной христианской жизни. Каким же образом человек может чувствовать, живет ли он повседневной христианской жизнью? Начинается она с помощью Божией, и если человек достойно причастится, он сразу поймет, что это такое. Духовное чувство, чувство Богообщения, о котором святитель Феофан Затворник говорит, что оно должно быть непрерывным и должно быть вообще критерием жизни человека (постоянно чувствовать, что Бог со мной) – очень важно.
Кроме того, это еще и единственное подлинное воспитательное средство для человека. Когда христианин чувствует, что Бог от него уходит – для него это все равно, что потерять самого близкого человека. Все равно, что из двух влюбленных один потеряет другого. Это трагедия, и ничего другого для такого человека просто не существует, он может думать только о том, как бы возвратить ушедшую любовь. Так и тут, когда общение с Богом пресекается, – человек только и ищет, что сделать, чтобы вернуть Бога в свое сердце. Для этого Церковь и содержит аскетические средства, и про суровые подвиги монахов-отшельников были таковыми именно потому, что их мера Богообщения была так высока, что малейшее отступление Бога от их сердца понуждало их нести глубокое покаяние. А на нашем уровне это, конечно же, для начала евангельская жизнь – нравственная, порядочная, честная. Простые вещи, на самом деле.
Любовь человека к Богу должна стать регулятором духовной жизни. Если Бог покидает человека – человеку ничего и не остаётся, как каяться, пока не вернётся в его душу Божий мир.
То есть, можно сказать, что мир – признак достойного причащения?
Вообще что такое мир в душе? Мир – это когда человек мирен со всеми, а если он поругался с кем-то, то пытается понять причину, загладить вину, помириться и с другим человеком, и с Богом. И способствует этому именно соединение человека со Христом, потому что без Христа подлинного сердечного мира не существует. Когда же сердце человека вкусит этот мир, то он уже становится критерием жизни. Очень важно подчеркнуть, что Причащение всегда должно быть сопряжено с евангельской жизнью, нельзя оторвать одно от другого. Мало того, в конце концов, Причащение – это тоже одна из евангельских заповедей, и не стоит воспринимать его в таком магическо-языческом смысле, как бывает порой, когда говорят: «надо причащаться».
Как совершалась Евхаристия во времена апостолов? Что нужно для её совершения?
Конечно, еще не было таких храмов и иконостасов, но Евхаристия была той же самой. Для того, чтобы она совершалась, нужно две вещи. Во-первых, нужно, чтобы священник имел апостольское преемство, то есть исполнялся завет Христов, с которым Он обратился к Своим ученикам: сие творите в Мое воспоминание (Лк. 22:19). Христос не вышел на площадь и не сказал – все, кто меня слышит, творите сие. Нет; Он сказал это ученикам, и с самых первых дней Церковь характеризовалась тем, что, когда собиралась община христиан, апостол или его преемник совершали Евхаристию, Вечерю Любви.
А во-вторых, должна быть община, которая участвует в богослужении, – те люди, которые и совершают Литургию. Раньше участие общины было более существенным, а сейчас ее представляет в основном священник, клир и хор. Конечно, умаление общинной жизни обедняет Церковь; но Евхаристия нисколько не страдает, потому что Евхаристию совершает Христос, священник – только священнослужитель, он лишь служит Богу в этом Таинстве. И слова, которые Христос говорит в Евангелии о том, что Он не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить (Мк. 10:45) – относятся, думаю, и к этому факту тоже. Господь совершил это Таинство, Он же его установил. И священник, служа Литургию, не повторяет действия Христа, но вневременность Литургии проецирует во времени. Это значит, что мы не воспроизводим, как в кино, историческое событие, а значит, что есть уже вечная данность, и в Евхаристии время соединяется с этой вечностью. Царство Небесное пришедшее в силе, которое уже наступило – это Евхаристия.
