Терстеген. Путь кафолической любви

Письмо 136-е

Некоторой знатной даме, укоряющей автора, что он пребывает не в Католической Церкви.

Путь кафолической любви.

   *    *    *

Высокочтимая госпожа и сестра!

Мне неловко, что вы приложили столько труда, дабы написать мне такое обширное послание; я принимаю оное со всею простотою, как новое подтверждение вашей благосклонности и любви ко мне, каковая любовь и побудила вас предостерегать меня от того, что представляется вам вредным для души, и горячо рекомендовать то, что вы считаете добрым и спасительным.

Я был бы неблагодарнейшим человеком на свете, если б допустил хоть малейшую мысль о том, что в своём письме вы исходили не из самых возвышенных и чистых побуждений. Уверяю вас, досточтимая сестра, что главный и исключительный интерес моей жизни – это Бог и Его истина. Я грешный человек, это правда; но я не люблю грех, и всячески желаю, чтобы Господь Своею благодатью освободил меня от него. Я могу ошибаться и заблуждаться, и это правда; но я не люблю никакой лжи, и как только убеждаюсь в своих ошибках и заблуждениях, тотчас же оставляю их и приникаю к истине. Да, многие внешние вопросы веры и благочестия мы с вами понимаем по-разному; но мне представляется, что здесь христианам подобает терпеть друг друга и не требовать один от другого принудительного единства против убеждений сердца, ибо тогда это будет не вера, а лицемерие. Я вспоминаю, как писал Августин: что если кто не придерживается какого-то неправого мнения упорно и с ожесточением (тем паче если таковое мнение он воспринял не самостоятельно, но по обычаю), а вместе с тем ищет истину, будучи готовым, нашедши её, исправить свой образ мыслей и жизни, – то такого человека никоим образом нельзя причислять к еретикам.

Итак, дорогая сестра, если я и пребываю в заблуждении (что может быть со всяким человеком), то ненамеренно, и готов немедленно отвергнуть оное, как только усмотрю свою ошибку; по этой причине кем-кем, а еретиком я никак считаться не могу. Вы знаете, какой церкви я принадлежу от рождения, и я знаю, в какой церкви вы служите Богу; и невзирая на сие различие, я – без всякой лести! – высоко ценю любовь Божию в вас и в вашем образцовом духовном пути, весьма назидающем меня. И сие благоговейное почитание благодати Божией, живущей в вашем сердце, останется неизменным, даже если вы и перестанете удостаивать меня (надеюсь, что этого не случится) своим общением.

Мне кажется, что наша любовь должна быть подлинно кафолической, то есть всеобщей; ибо такова любовь Божия. Я люблю и глубоко чту Божие благо, какое я нахожу у многих святых Римо-Католической Церкви, равно как и у ныне живущих благочестивых её членов. Но когда я вижу, что Человеколюбец Бог имеет Своих чад, святых, и даже великих святых и в других церковных сообществах, то я тяжко бы согрешил, если б не любил и не почитал также и их. Если бы вы обращались со столь многими душами, как, по Божией милости, это выпало на долю мне, то вы нисколько бы не усомнились распространить свою любовь несравненно дальше и шире, чем она есть у вас сейчас. Вы скажете: «Можно обольститься, и принять за Божиих чад тех, кто ими на самом деле не является». Это верно; но я думаю, что лучше ошибиться, оценивая людей добрее, чем осудить тех, кого Господь оправдал и удостоил Своей благодати. Кратко сказать: я от всей души приемлю то благо, которое вижу в Римо-Католической Церкви. Неужели для вас невозможно, и неужели было бы неугодно нашему любвеобильному Господу Иисусу, если б и вы были расположены так же в отношении благодати, каковою Бог по Своей милости одарил сердца и других христиан?

Что касается богословских споров, то это не моё дело и не моё призвание. В то, что мы должны есть Плоть и пить Кровь Сына Человеческого, я, как и вы, верую несомненно (Ин. 6, 53); но что таковое вкушение и питие совершается только и исключительно участием в церковном Таинстве, я нигде не нашёл[1]. В ваших же Житиях Святых повествуется о св. Марии Египетской, проведшей в пустыне сорок семь лет, не видевшей за это время ни одного человека и не причащающейся вовсе, разве только один раз в конце жизни; и подобных примеров немало. – О послушании опытному душепопечителю я знаю по себе очень хорошо; но только и это должно иметь свои пределы, как о том говорит св. Тереза в своей книге «Внутренний замок» (в «Шестой обители», глава 9-я[2]), где она описывает случаи, когда не нужно следовать советам духовника. И что «слепое послушание» может быть весьма опасным для души, если она вверится не истинному наставнику, можно увидеть повсюду, как сейчас весь христианский мир с изумлением взирает на отношения патера Г. и его духовной дочери К[3]. – На то, что вы пишете об авторитете Папы, о Церкви, о Таинствах, о многочисленных отпавших от Церкви сообществах, о подчинении духовному отцу и проч., протестанты уже достаточно отвечали, и вам, конечно, известны их аргументы. Но только меня всё это мало заботит. Служить Богу, отвергаться мира, почитать чад Божиих, любить Иисуса и следовать за Ним – вот моё дело. Вникать в имеющиеся между нашими церквами спорные вопросы, разбирать ошибки и т. д. я решительно не собираюсь. Католическая Церковь во Франции заявляет: собор выше Папы[4]. Другие части той же Церкви утверждают противоположное. Некоторые епископы принимают буллу Unigenitus[5], некоторые нет. Францисканцы спорят с доминиканцами, доминиканцы с иезуитами… но ведь вы, возлюбленная о Господе сестра, не участвуете во всём этом. Вы предоставляете духовенству уравнивать свои горки, а сами между тем спокойно прилежите любви к Богу и служению Ему. Вот и я стремлюсь держаться того же.

Посему не будем устраивать диспуты; я к тому неспособен. Посмотрим лучше, как Иисус обращается с грешниками. Во времена земной жизни Спасителя Иудеи составляли истинную Церковь Божию (хотя они уже давно не были теми, кем бы должны быть); а Самаряне были еретиками. Но когда наш милосердный Господь вступил в беседу с грешницей-самарянкой при источнике Иаковлеве (Ин. гл. 4), Он не сказал ей: «Ты должна стать Иудейкою и идти поклоняться Богу в Иерусалимский храм, иначе ты не спасёшься». Нет, Он говорит с ней о её грехах, о живой воде благодати и Своей сладчайшей любви и о том, что ни в Самарии, ни в Иерусалиме, но в духе и истине надлежит ей поклоняться Отцу. – Если вы рассматриваете меня как самарянина, то мы можем поступить согласно сему евангельскому примеру и также говорить об истинах сокровенной внутренней жизни; и я надеюсь, что здесь у нас не возникнет никаких разноречий – за исключением, конечно, того, что опытно я далеко позади вас.

Итак, не переставайте молиться за меня, дабы я ещё больше и ещё сердечнее возлюбил Господа Иисуса и все свои силы, желания и возможности посвятил служению Ему; я же пребуду в смиренном, но твёрдом уповании, что там, в блаженной вечности, когда мы встретимся друг с другом, всё, что препятствовало полноте нашей любви здесь, отпадёт, и мы единодушно, едиными устами восславим Бога (Рим. 15, 6). Аминь! Остаюсь, во благодати Христовой,

                                                    высокочтимой госпожи и сестры

                                                                                                покорнейшим слугою.

[Мюльхайм, не позднее начала 1730-х гг.]

(2, IV, 136)    

_____________________________________   

[1] Здесь Терстеген опирается на протестантскую традицию понимания Ин. 6, 32–35; 48–58, согласно которой вкушение Тела и Крови Христовых (то есть полнота приобщения Господу) происходит не только и не столько в Таинстве Алтаря, но прежде всего в континууме внутренней жизни христианина. Рассуждая о 35-м стихе 6-й главы Евангелия от Иоанна, Кальвин пишет: «Мы напитываемся Им тогда, когда принимаем Его верой… Он лишь тогда становится нашим хлебом, когда мы, алчущие, приступаем к Нему, дабы Он насытил нас». И далее, толкование 53-го стиха: «Речь здесь идёт не о Вечери Господней, но о постоянном причащении, которое мы имеем и помимо Вечери… Превратно искажают это место, относя его к Вечери Господней. Ведь если бы было верным, что всякий приступающий к святой Господней трапезе причащается Его плоти и крови, все одинаково имели бы жизнь. Мы же знаем, что многие из них погибают. Действительно, было бы неуместным и неосмотрительным говорить тогда о Вечери, которая ещё не была учреждена. Посему Христос, несомненно, говорил о постоянном вкушении Себя через веру. Одновременно я соглашусь с тем, что всё здесь сказанное представлено на Вечери и воистину даруется верующим. Христос даже изволил, чтобы Святая Вечеря была как бы печатью этих слов». См.: Жан Кальвин. Толкование на Евангелие от Иоанна. Минск, 2007, стр. 210; 223–224.

[2] См.: Тереза Авильская. Внутренний замок. Брюссель, 1992, стр. 82–83.

[3] Событие не установлено. Характерно, как искусно, полемизируя с католичкой, Терстеген представляет ей аргументы исключительно «католического происхождения».

[4] Речь идёт о церковной политике Людовика XIV, стремившегося, насколько это было возможно, подчинить Католическую Церковь во Франции своему абсолютистскому управлению.

[5] Unigenitus (лат. «Единородный Сын) – начальные слова буллы Папы Римского Климента XI (1713). Булла была направлена против янсенизма (движение нравственно-мистического характера внутри французского католицизма), и как всё, что было связано с ним, вызвала политические споры и пертурбации в светском и церковном французском обществе.