О неофитстве
Опубликовано в газете «Радонеж», декабрь 2005
Неофитство есть такое младенческое состояние, когда человек только входит в Церковь. В этом начальном периоде церковной жизни неофитство вполне законно и терпимо как болезни роста и детское восприятие мира у малышей, растущих и воспитывающихся. Беда начинается тогда, когда человек в неофитстве «застревает». Ап. Павел пишет: Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое (1 Кор. 13,11). Неофитство есть именно «неоставление младенческого». Представьте себе взрослых, бородатых дяденек или дородных тетенек, сидящих в песочнице, пускающих слюни, играющих в куклы и по-детски друг с другом общающихся.
Давайте разберем кратко это явление. В неофитстве есть, безусловно, положительный импульс. Неофит – человек, который познал если не Бога, то то, что Он есть, и действует через Церковь. Следствием этого является горячая вера, ревность по вере, максимализм. Сами по себе эти качества замечательные – но в неофитстве они младенческие, нуждающиеся в развитии, осмыслении, обогащении, корректировке, – окультуривании, я бы сказал, на что и должен быть направлен труд неофита и его духовника; если же нет этого взросления, человек «застревает», получаются следующие ошибки:
1) Неофит «разносит» загробное спасение и земное течение жизни. Норма нашей веры – что спасение начинается здесь, – не в смысле только трудов, а именно в религиозной жизни души. Душа уже здесь живет Богом, чая смерти как полного осуществления уже имеющейся жизни в Св. Духе, как рождения в полноценную жизнь вечную; и все труды предпринимаются, как мы уже сказали, в виду получения духовного плода уже здесь. Святитель Феофан Затворник писал, что богообщение, хоть в малой степени, должно обязательно быть именно сейчас. Святые отцы называют это «залогом спасения». Неофит под предлогом неправильно, максималистски понимаемой «грешности» и «недостоинства», земную эту часть духовной жизни умаляет; отсюда:
2) Стремление обрести «гарантию спасения» (не залог, как предощущение – залог ведь ничего не гарантирует, его можно и лишиться). Эта гарантия полагается в формах церковной жизни. Но всякая форма в Церкви – лишь «обряжение» жизни Духа; нет Духа – бесполезны формы; неофит же к Духу «здесь» относится недоверчиво, поэтому он ищет опереться на устойчивые сложившиеся формы. Отсюда неумеренная «борьба за Православие», понимаемое как консервирование исторически сложившегося внешнего чина Церкви; отсюда – магическое понимание правила, послушания, Иисусовой молитвы и прочих частных вещей. Неофит думает: вот вдамся в полное послушание – и точно спасусь, или – вот, буду неукоснительно соблюдать правило – и спасение гарантировано. Но гарантии спасения, так понимаемой, внешней, формальной – нет. Есть процесс жизни – сложный, болезненный, процесс личного, «под свою ответственность» стяжания Духа Святого, этого Единственного залога спасения – но не гарантии, типа «страхового полиса».
3) Неофиту очень свойственны две вещи: болезненное осуждение всех и вся, – ибо все мы, так или иначе, сталкиваемся с нарушениями внешних форм; вот эти нарушения вызывают крайнее осуждение. Ярче всего это качество неофита видно из его отношения к неправославным людям. Неофит уверен в их погибели, и даже часто злорадно желает ее всем, что проявляется, в частности, в построении высчитываемых конструкций типа: ага, пошли в Норд-Ост нечистивцы, вместо того, чтобы молиться – вот вам; или: ага, теракт в Америке – так вам и надо, антихристы. Неофит занимает крайне жёсткую позицию в отношении всякого церковного разномыслия типа экуменизма, модернизма и проч., в то время как опыт свидетельствует, что нормой правильной христианской жизни является все большее со временем помягчение к носителям этих явлений, – разумеется, с трезвым пониманием их сути, и без того, чтобы ввергаться в них.
Вторая вещь – полное отсутствие необходимейшего для спасения внутреннего расположения – смирения. Напомню, что смирение – это не то, когда тебя унижают или над тобою издеваются, а ты этому способствуешь или это попускаешь. Смирение – это религиозное чувство, когда Дух Святой приносит в душу мир и истину, в свете которой приходит осознание, кто я такой, каково мое место в мире. Смирение – это правда о себе, об отношениях с Богом, миром, другими людьми. С нашей стороны смирение начинает стяжеваться нравственной в этом направлении деятельностью, в основе которой, в начале которой лежит осознание своей меры, то есть когда человек всеми силами добивается, с помощью Божией, истинного осознания себя и всех своих отношений. Неофит этого не имеет. Он с лёгкостью решает за Бога, кого Он спасёт, кого нет; он скор на осуждение других людей, на суждение об их внутреннем состоянии, об их участи; он твёрдо знает, что правильно, а что неправильно в церковной жизни; и т. д.; и за всем этим он не видит себя. Неофит поэтому лишён и покаяния, – оно у него заменено самоугрызением, ложным самоуничижением, которое он считает смирением; всё это сочетается с тяжестью неофита для всех его ближних. (Напомню, что покаяние – религиозное чувство и делание, в основе которого лежит то же смирение – то есть правдивое видение себя, своей падшести, но и своей меры, своих отношений к Богу и миру. Если же человек себя не видит именно правдиво, с учётом всего – что есть как раз свойство смирения – то и покаяния у него нет, а есть лишь имитация, подмена его, нередко губительно действующая на психическое здоровье).
4) Отсутствие смирения очень ясно видится из того, что когда неофитствующий читает святых отцов (а он только их и читает, потому что все иное, внешнее, вся культура, социум неофитом отвергаются как греховное, недуховное, неправославное), он «как своё» воспринимает с одной стороны высочайшую меру избранников Божиих – и думает: вот буду подвизаться и увижу Божественный Свет, – с другой стороны, по своей фундаментальности зависимости от внешнего, самое это подвизание, христианский подвиг, полагает исключительно в копировании внешних форм жизни этих Св. Отцов.
Вообще, отношение неофитствующих к св. отцам заслуживает особенного внимания. Их любимый лозунг – «жизнь по св. отцам» (в скобках замечу, что всё равно каждый живет, как ему хочется). Это значит, что мы настолько грешные и недостойные, настолько не можем сами помыслить или почувствовать ничего доброго, что должны всю нашу и внешнюю, и внутреннюю жизнь выстроить именно по формам, имеющимся у св. Отцов. Это именно строевой казарменный подход: все должны жить и мыслить только так и никак иначе. Но давайте разберём, в чем тут неправость, и какая мера должна быть в наших отношениях ко св. отцам.
Во-первых, один из величайших св. отцов, Антоний Великий, говорит: «что бы ни делал ты, имей на это свидетельство в Священном Писании» (Достопамятные сказания, § 3), – но не в необъятном и, бывает, разноречивом корпусе писаний св. отцов. Священное Писание гораздо более свободно, чем регламентация жизни, запечатленная в монашеских аскетических текстах. Например, Евангелие указывает: Бодрствуйте и молитесь, … смотрите за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением и пьянством и заботами житейскими (Мк. 13, 33; Лк. 21, 34). Это общий принцип. У св. отцов он превращается в почти чрезмерную меру поста, жёстко регламентированную; ясно, что начатки смирения и здравый духовный смысл подскажут нам, что мы на себя её не можем принять, мы её не понесём, – в то время как найти свою меру трезвения, бодрствования (то есть внимания к себе, молитвы), воздержания каждый из нас может и должен.
Во-вторых: да, мы в самом деле грешные, немощные, падшие, недостойные существа. Это очень существенно и важно, забывать об этом нельзя. Осознание этого – основа необходимого для спасения покаяния. Но главное не это, главное, что мы – члены Тела Христова, члены Церкви; главное, что Господь с нами и в нас; и ради этого мы боремся с нашими страстями, с грехом, очищаем наши сердца, – ради того, чтобы быть со Христом, спастись в Нём – и не только в будущей жизни, но и уже сейчас, вот в этот момент, предпринимая все усилия через нравственный труд, покаяние, молитву. А Христос каждому из нас открывается лично, не в толпе, и не в строе, даже пусть и святоотеческом, и Дух Святой живёт в Церкви и сейчас, и не только св. отцов, живших когда-то, но и всех нас вразумляет, просвещает, освящает, наставляет и помогает каждому из нас бороться со своими страстями, своим грехом, исправлять и строить свою жизнь – а не чью-то.
Неофитствующая же идеология этот важный пункт в духовной жизни как-то не принимает, может быть из-за боязни личной свободы и ответственности, только в атмосфере которой и возможно богообщение и нравственная христианская деятельность человека. Излишне акцентированный, навязчивый, формальный подход к св. отцам-аскетам и непременной обязательности для нас воплощать в жизнь все их советы во всем объеме вступают в противоречие с тем фактом, что Дух Святой и сейчас живет и действует в Церкви, и что Христос не схему какую-то сделал из Церкви, а так её устроил, чтобы Его спасение коснулось каждого человека в самых разных, внешних и внутренних ситуациях. Получается интересная вещь: оттолкнувшись от крайней нашей немощности, слабости, никуда-не-годности, неофитствующие умаляют действие в Церкви Христовой Святого Духа, который Один только и может уврачевать, исцелить и спасти нас, немощных, а св. отцов эта точка зрения из наших действительных помощников, ходатаев, образцов жизни, педагогов и учителей превращает в каких-то оракулов, источников цитат, и вырывает пропасть между нами и ими.
Но какова же норма, как нам относиться к св. отцам? Ведь мы верим (собственно на чём и основывается авторитет Св.Отцов), что они люди духоносные, облагодатствованные в высокой степени. Но часто то, что они советуют, не получается у нас, невозможно для нас, не по силам, и, будучи попробованным, приносит не плод духовный, а уныние, упадок сил и разочарование. Вот как решается эта коллизия: св. отцы писали каждый про себя, про свой путь к Богу, про свой опыт стяжания Святого Духа в своей жизненной ситуации. А нам нужно, внимательно изучая их творения, познавать – не внешние формы их жизни, а те принципы, которые облеклись в названные формы, те внутренние расположения, нравственные усилия их душ, которые позволили Духу Святому «приити и вселитися в них», – и, оставаясь в рамках Св. Предания, и разумно прилагая к себе именно этот внутренний святоотеческий опыт, лично созидать свою жизнь во Христе, теми церковными и отеческими средствами, посредством которых, по слову прп. Серафима, мы успешнее получаем плод Святого Духа. Напомню еще раз, что есть общие для всех, необходимейшие вещи для этого – Св. Таинства, изучение и воплощение в жизнь Св. Писания, воздержание, доброделание, молитва, принятие догматического и нравственного учения Церкви, церковная дисциплина, – и есть очень широкая область индивидуального приложения к себе многочисленных, более частных норм, установлений, опыта подвижнической жизни, которыми так богата наша Церковь. И это не то, что мы износим суд на св. отцов, не презорство, а как раз именно элемент смирения, осознание своей меры – кто мы, а кто св. отцы. Они гении духовной жизни, Бахи и Моцарты подвижничества; и нам не «по плечу» их жизнь, мы не понесём их подвигов, мы порой даже не понимаем, что они пишут – хотя думаем, что понимаем (обычно внешне, формально). Нужно разделять их высочайший опыт – потребовавший суровейшего подвижничества, и нашу меру, наши силы, наши возможности, наше устроение, – и восприняв святоотеческие принципы, искать именно свой уровень, свою меру христианской жизни.
Каковы последствия «застревания» в неофитстве? Их три.
Трагическое. – Всем сердцем возжелав спасительных обетований и не получив их, не вкусив их делом, потому что неофитские средства не привели к желаемой цели, – человек терпит фиаско в вере и уходит из Церкви, считая её, в результате всего своего опыта внешней в ней жизни, в лучшем случае, человеческой ошибкой, в худшем – сознательной обманщицей.
Погибельное следствие – закоснение в неофитствовании и превращении в фарисея. Фарисейство – самое тяжелое, самое греховное состояние, какое только может быть в духовной жизни. Оно характеризуется тремя основными вещами – их мы все уже увидели в неофитстве: а) боязнь свободы и ответственности, крайнее их нетерпение; б) полагание богоугождения во внешнем, – отсюда нечуствие к смыслу христианства, неуважение и недоверие к человеку, гордость, самомнение, жестокость и прочее; в) умаление действий Святого Духа, недоверие Ему – отсюда «узурпация прав» на Него, клерикализм, нехристианский, но очень распространенный гуруистски-лжемистический подход к духовничеству.Вспомним, как Госполь гневался именно на фарисеев, и назвал фарисейство хулою на Духа Святого. Упаси нас Бог от фарисейства. Лучше быть кем угодно, каким угодно грешником только не фарисеем. Их, кстати, немало, это ведь «общечеловеческое» качество. Они внешне исправны, поэтому нередко попадают на начальственные должности – и горе подчинённым. Собственно, фарисеи всегда занимаются тем, что распинают Христа.
Наконец, нормальное следствие – это выздоровление через некий обязательный внутренний (а иногда внешний) кризис, через непременную, болезненную переоценку, скажем так, внешних ценностей. Поэтому, если у вас приключится религиозный кризис – не пугайтесь. Это хорошо, значит мы выздоравливаем от неофитствования, глубоко в каждом из нас сидящего. Единственная здесь опасность – этот «маятник» может сильно раскачаться и повлечь нас в презорливый модернизм и отрицание формальной стороны Церковной жизни как таковой; об этой опасности нужно знать, за нею следить и быть к себе внимательным, чтобы ее избежать.
